Невеста трех женихов. Галина Артемьева

для лечения больного.

      – Ну, все, я пошел. Он дней через десять сам уйдет, как отлежится. Парень скромный, сама видишь. Хлопот никаких не доставит. Будет только спать и соки дуть, как младенец.

      И ушел поспешно.

      Даже имени своего гостя Светка не знала. Да и зачем ей его имя – появился на очень короткое время совсем случайный человек в ее жизни: поправится и исчезнет без следа.

      Она улеглась спать в своей комнате, оставив дверь в спальню незнакомца слегка приоткрытой: мало ли что, вдруг температура опять подскочит, или попить ему среди ночи захочется.

      Проснулась Светка от стонов, доносившихся из недр ее мирного жилища. Ее постоялец что-то оживленно говорил, скрежетал зубами по-страшному и в промежутках, как бы на выдохе, стонал.

      – Не того кончил, на фиг ты, не того кончил! – разобрала Светка.

      Ее братцу тоже все время снились боевики, и она даже улыбнулась. Надо же! Ему за жизнь свою бороться надо, а он в бреду «не тех кончает». Мальчишки – всегда мальчишки. И еще междометию неслыханному, этому его «на фиг ты», удивилась. Никогда до того не слышала, хотя много чего знала заповедного из разных слоев лексики своего любимого родного «великого и могучего» языка.

      Она вскочила и босиком, в пижаме побежала на стоны: надо было как-то помогать больному человеку. Протерла пергаментное лицо салфеткой, смоченной в уксусе, стала расстегивать молнию на груди, чтобы обтереть всего: так всегда делала ей мама при высокой температуре. Парень резко вздрогнул, очнулся, глянул мутными глазами, вцепился в молнию руками – не хотел, чтобы расстегивала.

      – Да не стесняйся ты, я же живот не буду, только сверху, чтобы температуру сбить, – успокоила его, как брата бы успокаивала, девушка.

      И он расслабил руки, дал сделать все, что нужно.

      – Мне бы таблеток каких, лекарств, – выговорил незнакомец с ярко немосковскими интонациями.

      У Светки сердце сжалось от жалости. «Москва слезам не верит». Попал бедный паренек в страшную историю.

      То, что плохо ему всерьез и кончится все может очень и очень плачевно, осозналось сейчас еще яснее, чем при первых минутах его пребывания под крышей ее дома.

      – Давай «Скорую» вызову, – встревоженно предложила она, – они хоть скажут, чего тебе давать, укол сделают.

      – Нет, – на стоне выговорил бедняга, – ты дай… лекарства, вначале которые дала.

      Но Светка уже отчетливо понимала, что дело тут серьезное и аспирином не поможешь.

      Больной снова начал метаться и скрежетать зубами. Иногда Светка разбирала отдельные слова:

      – Подыхаю, на фиг ты, подыха-а-аю я, мамка, – невнятно и страшно выл он.

      «Надо же: не «умираю», а «подыхаю»! Как они там в своей провинции о собственной жизни!» – поразилась она. И пожалела его «мамку», которая и не знает, каково ее сыночку сейчас.

      – Сделаем так, – решила она, – сейчас я тебе последний раз даю аспирин с анальгином, если не поможет, будешь пить антибиотики.

      Она говорила уверенно и решительно, как бабушка во времена