Бить или не бить?. Игорь Кон

с телесными наказаниями, они не разрешили. Уже в 1880-х годах сын Арнолда Мэтью (1822–1888), поэт и школьный инспектор, однозначно признал телесные наказания «устаревшим и неприемлемым» методом дисциплинирования:

      «Можно сказать, что современный дух безвозвратно осудил порку как школьное наказание, поэтому она все больше будет казаться наполовину отвратительной, наполовину смешной, и учителю будет все труднее применять ее, не теряя самоуважения. На континенте это чувствуют очень остро. Во французских школах наказывают внушениями и ограничениями» (Arnold, 1912).

      То, что во Франции детей воспитывали гуманнее и лучше, чем в Англии, признавал не один Мэтью Арнолд. Известный французский историк педагогики Жюль-Габриэль Компейре писал в конце 1870-х годов, что ему трудно понять приверженность английских учителей к старым и унизительным наказаниям розгой, и еще более удивительно, что эту практику поддерживают британские ученые. Но Англия любит свои традиции…

      Главными цитаделями телесных наказаний вплоть до середины XX в. оставались школы-интернаты для мальчиков. В 1880 г. Кэмбриджский школьный совет обнаружил, что на 12 973 учившихся под его юрисдикцией мальчиков пришлось 10 973 случаев телесных наказаний.

      В школах для девочек и в смешанных школах нравы были значительно мягче (см.: Hollowell, 2008). Разумеется, девочек тоже били в школе и дома. Шарлотта Бронте (1816–1855), подробно описывая в романе «Джен Эйр» (1847) Ловудский приют для дочерей священников, в которой ей с сестрой довелось учиться, рассказывает такой эпизод:

      «Учительница только что отдала какое-то приказание, смысла которого я не уловила, – и Бернс немедленно вышла из класса и направилась в чуланчик, где хранились книги и откуда она вышла через полминуты, держа в руках пучок розог. Это орудие наказания она с почтительным книксеном протянула мисс Скетчерд, затем спокойно, не ожидая приказаний, сняла фартук, и учительница несколько раз пребольно ударила ее розгами по обнаженной шее. На глазах Бернс не появилось ни одной слезинки, и хотя я при виде этого зрелища вынуждена была отложить шитье, так как пальцы у меня дрожали от чувства беспомощного и горького гнева, ее лицо сохраняло обычное выражение кроткой задумчивости.

      – Упрямая девчонка! – воскликнула мисс Скетчерд. – Видно, тебя ничем не исправишь! Неряха! Унеси розги!

      Бернс послушно выполнила приказание. Когда она снова вышла из чулана, я пристально посмотрела на нее: она прятала в карман носовой платок, и на ее худой щечке виднелся след стертой слезы».

      Потом девочки разговорились.

      «– Но ведь эта учительница – мисс Скетчерд – так несправедлива к тебе.

      – Несправедлива? Нисколько. Она просто строгая: она указывает мне на мои недостатки.

      – А я бы на твоем месте ее возненавидела; я бы ни за что не покорилась. Посмела бы она только тронуть меня! Я бы вырвала розги у нее из рук, я бы изломала их у нее перед носом.

      – А по-моему, ничего бы ты не сделала, а если бы и сделала – мистер