Возвращение в Сокольники. Фридрих Незнанский

резко шлепнул ладонью по столу. – Приказываю. Если желаешь, будет в письменном виде.

      – Желаю.

      – Будет!

      – Не пугай!

      – Ладно, тогда объясни вот нам, дуракам, зачем ты затеял эту свою провокацию, в результате которой пострадал человек?

      – Именно для вас и объясняю! – запальчиво вскочил Турецкий.

      Меркулов с Грязновым переглянулись и… не сдержали улыбок.

      – Валяй, – подначил Грязнов.

      А Турецкий вдруг словно потерял всякий интерес к предмету жаркого спора. Он посмотрел на лучших своих друзей, которые так ничего и не поняли. Хуже – и не собирались понимать. Потому что, хочешь ты или не хочешь, главным для них обоих все-таки оставалась карьера, будь она проклята… Высокие посты, широкие погоны. Нет, конечно, ничего отвратительного в их позиции не было, такова жизнь, в конце концов. Однажды человеку надоедает воевать и повсюду с пеной у рта доказывать свою правоту, и он как бы стихает. Отмахивается и говорит самому себе: какая разница? Ну станет по-моему, а что это изменит в целом? Да ничего. Зачем же ломать копья? Заводить недругов? Делать из друзей собственных же противников? Не хватит ли? И вдруг осознает, что хватит. Ибо жизнь и без того так коротка, что многих удовольствий ты лишаешь себя сам – по определению. Любимое выражение молодых политиков…

      Ну что им объяснять, если они до сих пор сами не захотели ничего понять?… Или, может, в самом деле послать все к черту?…

      – Я попробую, – тихо сказал он. – Но, если можно, в последний раз!

      – Вот-вот, попробуй. – Словно успокаивая его, Меркулов пожестикулировал ладонью. – Да, Вячеслав?

      Грязнов кивнул.

      – Никакого компромата у Кармокова на Остапенко не имеется. Или, может, он есть, но я лично о нем ничего не знаю. А журналистам я закинул пустую удочку. Они сами приготовили наживку. Я ждал – клюнут или нет? Клюнули! Значит, рыло у Остапенко в ба-альшом пушку! А еще это означает, что ему есть чего бояться. Дверь-то действительно ведет из подвала в хранилище банка, уж ему ли не знать! Потому и Слесаря наняли.

      – Получается, что ты спровоцировал их? – спросил Меркулов.

      – Нет, я вызвал огонь на себя. И теперь уже они от меня не отстанут. Что и требовалось доказать.

      – Типичное мальчишество, – подвел итог Меркулов.

      – Ты не прав, Костя. Это – тактика. Раз Остапенко клюнул, значит, документы, компрометирующие его, все-таки есть! Я же сказал журналистам, что Арбузов их лично видел. За что он и поплатился головой.

      – Но сейчас это тебе зачем, когда дело раз и навсегда закрыто?

      – Оно просто не может быть закрыто, тут ты, Костя, не прав. А вот что бывшие компаньоны старательно обрезают все концы – это видно. Убирают же всех причастных! Всех, кто хоть раз прикоснулся, даже следователей, которые проникли в их тайны.

      – Получается, что на очереди – ты! – резко сказал Меркулов.

      – Не исключаю. Но думаю, что информация им нужна больше, чем жизнь какого-то там «важняка». На этом я и построил расчет.

      – Нет, такой вариант