Внучка бабы Яги. Татьяна Коростышевская

учиться. В нашем княжестве наставника не сыскалось. Отец написал ректору Квадрилиума, меня вызвали на экзамен…

      Под ногами приятно поскрипывала галька. Неужто от самой речки окатыши таскал? Да подбирал по цветам – коричневатые, зеленые, бурые… А вот этот плоский стеклянно-прозрачный белый опал я сегодня видела. Да никак ушлый хозяин дорогу закольцевал, чтоб мы подольше шли?! Видимо, любопытство дедушкино разыгралось не на шутку, если вместо того, чтоб к своей любушке спешить, он допросы устраивает.

      – Долго еще? – обернулась я к шушукающейся парочке.

      – Да нет, почти на месте. – Леший усиленно сигнализировал бровями, чтоб я не перебивала.

      Подумаешь, не очень-то и хотелось! Надувшись, я зашагала дальше.

      – А невеста у тебя, добрый молодец, дома имеется?

      Я навострила ушки. Где-то я уже это слышала… За моей спиной воцарилось многозначительное молчание. Либо студент собирается с духом, либо… Я резко повернулась. Ёжкин кот! На тропинке я стояла одна. Туман молочными струйками растекался по утоптанной траве, прячась под корнями деревьев. Я растерянно завертела головой, пытаясь определить, где нахожусь. Та-а-ак! Вот приметный куст бородавчатого бересклета, а вот одинокая голубая сосенка, неведомо какими ветрами занесенная в наши края, – до Идоловой поляны рукой подать. Я почти у цели, а Зигфрид остался там – на закольцованной лешачьей тропе, где морок, прикинувшийся лесным хозяином, будет бесконечно задавать ему одни и те же вопросы. Что делать? Скандалом ничего не добьешься. Колдовство лесное так устроено, что снять его может только человек, против которого оно направлялось. Так что или Зигфрид сам разберется, или я брошусь в ноги хозяину, чтоб сжалился. А иначе никак.

      Дедушка появился, как всегда, неожиданно. Просто вышел из тени и ухватил меня за руку.

      – Ты, это, Лутоня, на меня, старого, не серчай. Только очень уж я огневиков не жалую.

      – Когда морок с парня снимешь?

      – Как только, так сразу. Знаешь, сколько мне ихний брат лесу пожег, когда последняя война была?

      – Знаю, ты рассказывал. И про то, как с водяниками объединился, и как пятнадцать боевых магов в болото завел… Ты же у ледзян до сих пор что-то вроде народного антигероя – из байки в байку кочуешь.

      Дедушка порозовел и скромно потупил лягушачьи глазенки:

      – Не боись, девонька, твоего-то отпущу…

      Тут уж моя очередь глазки опускать пришла.

      А потом раздался крик. Громкий, давящий, истошный, заставляющий мою кожу покрываться мурашками. Будто вспучилась подо мною матушка-земля, будто небо гулким колоколом качнулось над моей головой, будто… рожала женщина.

      Мы с лешим кинулись на звук. На опушке происходили странные вещи. Оранжевый столб пламени поднимался к самому небу – в центре поляны горел костер. Я залегла в кусты, спутник плюхнулся рядом, тихонько охнув. На плоской поверхности валуна, раскорячившись и истошно воя, лежала Матрена. Ее сарафан был задран