Три плута. Александр Апраксин

на особых печатных бланках, подделать которые без шрифта мудрено, а украсть еще труднее…

      – Ты забыл, – перебил его опять Рогов, – что у нас нет формы вида на жительство помощника присяжного поверенного.

      – Нет, не забыл. Я заготовил. Вот не угодно ли? Читай! – Мустафетов достал из среднего вытяжного ящика четвертушку бумаги и, пока Рогов пробегал ее глазами, пояснил: – Эту копию я сам собственноручно снял с подлинного документа.

      – Где это тебя угораздило?

      – Ничего нет проще! – засмеялся Назар Назарович. – Я поехал к одному знакомому помощнику присяжного поверенного, сказал ему, что мой племянник только что окончил курс в Казанском университете и хочет приписаться для практики к петербургскому судебному округу, и добавил: «Покажите или скажите, какие требуются документы, ну и, кстати, что же вам взамен их на руки за бумажку дают?»

      – Ловко! Но ведь удостоверение-то тоже, вероятно, на бланке было выдано?

      – Да, на бланке; но дело в том, что бланк простой, с одним заголовком сбоку, и ты его кое-как тушью от руки смастеришь, тогда как удостоверение из участка целиком напечатано в полтора десятка строк, и оставлены только промежутки для указания имени, отчества, фамилии, месяца и числа.

      – Да, вот оно что! Ну, хорошо-с, допустим, что бланк мы составить сумеем не тушью, а литографской краской, – сказал Рогов. – Но что же на нем-то напечатано было?

      – Все это у меня в точности обозначено на обороте. Переверни страницу и вникни.

      – Ах да, на обороте! – и Рогов принялся знакомиться с копией.

      – Ну, что же, берешься? – спросил Мустафетов, когда тот опустил руку с бумажкою.

      – Ничего нет проще. Сейчас же домой схожу за своими орудиями. Только ведь для этого самого бланка нужно приобрести литографский камень. На нем я выведу печатные буквы литографской краской в таком совершенстве, что никому и в башку не взбредет заподозрить, никто никогда не отличит их от настоящих типографских.

      В этот момент из передней донеслось дребезжание электрического звонка.

      Мустафетов сразу сильно побледнел, вытянул вперед шею и стал прислушиваться с затаенным дыханием. По легкому трепету его губ было видно, что сердце у него учащенно забилось. Он угадывал, чувствовал, кто приехал, так как ясно расслышал не только отпирание входной двери слугою, но и легкое шелковое шуршание канаусовых юбок.

      Поспешно, с ловкою поворотливостью, он встал с дивана и, подойдя близко к Рогову, сказал ему:

      – Во всяком случае, сегодня начинать поздно; я уже говорил тебе: дело надо отложить до завтра. Извини, сейчас некогда; приходи завтра после десяти часов утра: мы с тобою займемся.

      Не успел Роман Егорович ответить, как в кабинет заглянул слуга с докладом:

      – Назар Назарович, тут по делам приехали, вас просят-с.

      – Проводи туда… в маленькую гостиную… я сию минуту… Доложи, что я сейчас! – распорядился Мустафетов и снова обратился к Рогову: – Если пока тебе деньги нужны, так вот двадцать пять рублей. Купи камень и что нужно! – Он дрожащими от поспешности