Три плута. Александр Апраксин

на такое дело, молодой человек теперь может и других в соблазн ввести, – ответил старик.

      – А скажите, пожалуйста, вы видели у него этот второй вексель в тысячу рублей, с которым он приезжал к вам?

      – Как же-с! Своими глазами видел!

      Не сводя с просителя строго-внимательного взгляда, прокурор неожиданно спросил:

      – Вы – дисконтер?

      – Оказываю знакомым услуги на условиях, допускаемых законами.

      – За небольшие, значит, проценты?

      – Да-с, за небольшие процентики, чтобы никому не в обиду. Я по закону…

      – Я вас знаю, – сказал прокурор. – Ведь вы фигурировали в процессе Нерузановых.

      Герасима Онуфриевича нисколько не покоробило это упоминание. Из этого дела, в котором так же, как и теперь, старый ростовщик, конечно, играл роль потерпевшего, он вышел правым.

      Прокурор, еще раз поглядев на лицо просителя в какой-то странной и как бы опечаленной задумчивости, наконец решил:

      – Хорошо, ваше дело будет сегодня же передано, судебному следователю.

      Гарпагон встал, тяжело вздохнув, но все-таки не уходил. Ему казалось полезным сыграть комедию. Он принял вид добряка, сокрушенного горем постороннего человека, и покашливал, точно не решаясь высказаться.

      – Что вам еще угодно? – спросил прокурор.

      – Осмелюсь просить, чтобы с молодым человеком было поступлено по возможности менее строго. Жаль его будущности, а кроме того, быть может, у него еще живы родители.

      – Поступлено будет по закону, – не допускающим никаких возражений тоном ответил прокурор.

      – Мне деньги что!.. Бог с ними! – пояснил старик. – Я ведь одинокий на свете бобыль; да и сумма для меня не особенно крупна. Если я подал жалобу, то лишь потому, что должен же я себя пред графом Козел-Горским оправдать, коль скоро он сам стращает довести до сведения кого следует, а вместе с тем я понимаю, что долг каждого честного человека – охранить и других от, пожалуй, еще большего вреда.

      – Судебный следователь вызовет вас, – сказал прокурор и обратился к одному из сослуживцев, так что не оставалось сомнения, что аудиенция окончена.

      Тогда Гарпагон низко и смиренно поклонился ему, еще раз скорбно вздохнул, сделал общий поклон и медленно вышел.

      А молодой человек, о котором он сейчас так лживо вздыхал, разумеется, ничего не подозревал. Напротив, с легкомыслием, свойственным влюбленной юности, Анатолий Сергеевич Лагорин спешил воспользоваться теми благами, которые были открыты для него по получении трехсот рублей.

      Еще накануне Ольга Николаевна весело и кокетливо заявила ему:

      – Не думаю, чтобы ты теперь вскоре увидел у меня Мустафетова.

      – А что случилось? – спросил Лагорин.

      – Случилось то, что я поставила ему ультиматум: либо женитьба, либо прекращение всяких дружеских отношений.

      – Говорила ты ему о его судебном процессе в Киеве?

      – Конечно! Он ответил, что был оправдан,