Люди меча. Александр Прозоров

Ну, да нам за разговором все одно лучше с расстегаев начинать.

      Покинув шумный двор, в котором десятки людей расседлывали скакунов, громко обсуждали планы на вечер или на день, или попрекали за плохой уход за лошадьми, бояре по широкой витой лестнице поднялись на второй этаж, шагнули в прохладу обширной комнаты с бревенчатыми стенами. Хозяин кивком отпустил холопа, сидящего на одном из тюфяков с бердышом между коленей, потом жестом пригласил Толбузина к двум низким креслам, стоящим возле столика с наборной столешницей. Однако гостя куда больше заинтересовали короткоствольные пушки, через узкие оконца выставившие свои жерла в сторону дороги.

      – Никак железные тюфяки, Константин Алексеевич?

      – Они самые, – довольно ухмыльнулся Росин.

      – Кто же сделал тебе диковинку такую, боярин? – опричник сунул руку в ствол, прикинул пальцами толщину стенок, выпрямился, вытерев пальцы о штаны. – Не разорвет?

      – Нет, не разорвет, – покачал головой хозяин. – Мы из не из полос сваривали, а длинный железный лист на оправку намотали, постоянно проковывая. Потом торец так же обковали, да еще обварили сверху. Думаю, заряд втрое больше обычной пищали выдержит.

      – И не боишься мне тайну сию открывать, Константин Алексеевич? – поднял на него глаза опричник.

      – Нет, не боюсь, боярин. Больно мороки много. Сперва слиток в ровный длинный лист расковать, потом намотать его, горячий, проковывая. Тут и молотом обычным не обойтись, мы его речным, трехпудовым били. И времени, и железа хорошего много потребно. Проще три бронзовых ствола отлить, нежели один такой смастерить. И дешевле получится, дальность стрельбы почти та же. Я четыре штуки на пробу смастерил, да и бросил. Да и какой прок тебе от этой тайны, боярин? Твое дело советы толковые царю подавать, да саблей в поле махать. Ремесло железное тебе ни к чему. Ты садись, отдохни с дороги.

      Боярский сын подошел к столу, недоверчиво посмотрел на низкие – едва не вдвое ниже обычных лавок – кресла, в тому же с непривычно длинным сидением, однако сел, положил руки на подлокотники, откинулся на спину. Усмехнулся:

      – Зело странен ты, Константин Алексеевич. По виду смотришь: в рясе ходит, шуб и перстней, шапок богатых не носит, на охоту не выезжает, от девок ладных нос воротит, саней себе не закладывает. Прямо аскет библейский, столпник али отшельник пустынный. А как в гости заглянешь… И мясо у тебя хитрым образом изжарено, и забавы ты устраиваешь речные да водные, и кресла у тебя срамные, не то сидишь, не то в постель укладываешься.

      – Вот как? – поднял брови Росин. – Внимательно, видать, за жизнью моей вы приглядываете.

      – А как не приглядывать, коли явился иноземец незнамо откуда, крамолу супротив государя сразу раскрыл, прибытки казне, едва не на треть доход увеличившие, указал, да еще и награды никакой за совет да муки не спросил? Странен ты, Константин Алексеевич. Таких людишек забыть трудно, да без пригляда оставлять грешно.

      – И что докладывают про меня соглядатаи? –