Леконт де Лиль и его «Эринии». Иннокентий Анненский

той же услуги ни летописцу «Бувара и Пекюше», ни автору «Жерминаля».[32]

      Поэмы Леконта де Лиль, где перед нами должны проходить «веры» индусов, персов, эллинов, израильтян, арабов или папуасов, не шли, собственно, далее великолепных иллюстраций к научному тезису. Чаще всего поэмы давали лишь пейзаж, красивую легенду, профиль верующего да лиризм молитвы.

      Но вы напрасно стали бы искать за ними того исключительного и своеобразного мира верований, где со страстной нелогичностью умозрение заключает пакт с фетишизмом, милосердие – с изуверством и мораль соблазном, – словом, того мира, который не покрывается ничем, кроме лова же «религия».

      Вот «Видения Брамы». Чем не декорация, в сущности?

      De son parasol rose en guirlandes flottaient

      Des perles et des fleurs parmi ses tresses brunes,

      Et deux cygnes, brillants comme deux pleines lunes,

      Respectueusement de l'aile l'eventaient.

      Sur sa levre ecarlate, ainsi que des abeilles,

      Bourdonnaient les Vedas, ivres de son amour;

      Sa gloire ornait son col et flamboyait autour;

      Des blocs de diamants pendaient a ses oreilles.

      A ses reins verdoyaient des forets de bambous;

      Des lacs etincelaient dans ses paumes fecondes;

      Son souffle egal et pur faisait rouler les mondes

      Qui jaillissaient de lui pour s'y replonger tous.[33]

      Вот Ганг.

      Великий, сквозь леса с неисчислимой растительностью катит он к беспредельному озеру свои медленные волны, горделивый и страшно похожий на голубой лотос неба.[34]

      Вот старый Висвамитра в своей лощине стоит годы и, «сохраняя все ту же суровую позу, грезит наподобие бога, который сделан из одного куска, сухого и грубого».

      Вот Каин в ярости предрекает верховному Яхве тот день, когда живучая жертва воскреснет и на его «поклонись» гордо ответит:

      – Нет.[35]

      А вот и «дочь эмира», его любимая Аиша,[36] которая в своем великолепном саду так свободно и так блаженно созревает для страдания и смерти лишь потому, что их украсила для нее мечта загробного и мистического брака.[37]

      Глубже, кажется, проник в поэзию Леконта де Лиль другой его научный тезис[38] – единство видов. Да и немудрено. Здесь фантазии поэта был большой простор. Притом же он мог не выходить из своей роли наследственного пантеиста, т. е. художественного продолжателя работы тех безвестных фантастов, которые в течение целых веков населяли мир самыми разнообразными сказками и поверьями, где птицы, деревья и облака думали и говорили, как люди. Поэзия Леконта де Лиль полна этих странных существ, столь разнообразных по виду, – ворон и тигр, ягуар и кондор, слон и колибри, акула и ехидна, но которых, заменяя научный принцип единства зоологических видов, объединяет одна великая меланхолия бытия.

      L'ecume de la mer collait sur leurs echines

      De longs poils qui laissaient les vertebres saillir;

      Et, quand les flots par bonds les venaient assaillir,

      Leurs dents blanches claquaient sous leurs rouges babines

      Devant la lune errante aux livides clartes,

      Quelle angoisse inconnue, au bord des noires ondes,

      Faisait pleurer une ame en vos formes immondes?

      Pourquoi gemissez-vous, spectres epouvantes?

      Je ne sais; mais, o chiens qui hurlez sur les plages,

      Apres tant de soleils qui ne reviendront plus,

      J'entends toujours, du fond de mon passe confus,

      Le cri desespere de vos douleurs sauvages![39]

«Poemes barbares», p. 173.

      Тезис

32

«Жерминаль» – один из романов многотомной серии Эмиля Золя (1840–1902) «Ругон-Маккары».

33

С его розового зонтика гирляндами колыхались перлы и цветы среди его темных кос. И два лебедя, блистая, как две полных луны, почтительно овевали его крылом. На пурпурных губах, подобно пчелам, гудели Веды, опьяненные его Любовью. Слава украшала его шею сиянием, и в ушах висели алмазы. Лесами бамбуков зеленели его бедра, и в пригоршнях искрились озера. От его дыхания, ровного и чистого, поднимались из Него целые миры, чтобы всем снова в Него же погрузиться.

34

Bhagavat. Poemes antiques, p. 7.

35

Poemes barbares, p. 18.

36

Аиша – героиня переведенного Анненским эпического стихотворения Леконт де Лиля «Дочь эмира» из книги «Варварские поэмы».

37

Ibid., pp. 152–156 ss. Ср. перевод в «Тихих песнях», с. 126 сл.

38

Я беру формулировку тезисов из известной книги Бурже (Nouveaux essais de psychologic contemporaine. [Новые очерки современной психологии (фр.)]. Pans, A. Lemerre, 1885, pp. 99 ss.).

Бурже Поль Шарль Жозеф (1852–1935) – французский писатель, критик.

39

Морская пена склеивала на их спинах длинную шерсть так, что проступали позвонки. Как волны, вспрыгивая, обдавали их, зубы, лаская, белели из-под красной губы. Перед бродячей луной с ее мертвенной ясностью, какая безвестная печаль на прибрежье черных волн заставляла плакать ваши грязные оболочки? О чем вы стонали, призраки, охваченные ужасом? Я не знаю. Но собаки, вы, которые выли там, на песке, после стольких солнц, которым не будет возврата, – я все еще слышу из смутных глубин пережитого отчаянный вопль ваших диких скорбей.