Песни мертвых соловьев. Артем Мичурин

в землю.

      Третий обходчик при этом вел себя на удивление тихо, только дрожал и всхлипывал, втянув голову в плечи.

      – Говорить можешь? – спросил я.

      – М-могу. Расскажу! Все расскажу! – оживился страдалец.

      – Тише, и не дергайся. Смотри вперед. Где штаб, знаешь?

      – Конечно. В здании вокзала.

      – Как пройти?

      – Э-э… – он попытался указать рукой направление, но, вспомнив инструкции, передумал. – Нужно назад, за высотки. Там недалеко большое здание будет двухэтажное с лестницей. Этот… Как его?

      – Универмаг?

      – Точно! Он самый. А от него, от фасада, прямо все время, и к вокзалу выйдешь.

      – Где там искать Баскака?

      – Знаю! Знаю где. Правое крыло, второй этаж, конец коридора.

      – Как выглядит?

      – Кто?

      – Баскак.

      – Ну, здоровый такой, лысый, совсем лысый, на татарина похож, хотя вроде хохол. А! Вот! Нос у него еще сломан. Направо… Или налево? Э-э… Нет, направо вернее.

      – Как попасть?

      – Как попасть? Как попасть? Э-э-э… – Напряженный мыслительный процесс даже побудил дрожащие пальцы зашевелиться, будто те чесали затылок. – На вокзал два входа, со стороны…

      – Как попасть к Баскаку, тупиздень?

      – Так ведь… по записи к нему. Баскак у нас всеми хозяйственными делами ведает. Записываться на кордоне, туда же и пропуска приносят, если документы в порядке. С этим строго.

      – В каких районах вашего города есть частный сектор?

      – Да везде он только и есть, кроме Центрального.

      – Назови район и его улицу.

      – Ну, Заводской. А улица… Заводская. Ты меня не убьешь?

      – Конечно нет.

      Показания покойного обходчика в целом сходились с моей вводной. Это обнадеживало. И насчет направления он не соврал. Через пятнадцать минут я уже шел от универмага к хорошо освещенному трехэтажному зданию вокзала. Шел, не скрываясь, временами даже переходил на бег. И плакал. Да, я почти рыдал, размазывая слезы по чумазой мордашке.

      Странное дело – уже не помню, когда я ревел по-настоящему, разве что после смерти Крикуна влага чуть на глаза навернулась, но, если того требовала работа, слезы текли рекой, нужно было только ущипнуть себя побольнее или прижечь, а потом закрепить эффект грустными воспоминаниями. Смерть Хашима обычно давала искомый результат с первого раза.

      К моменту, когда меня тормознули на входе, я едва мог говорить, слезы стояли в горле.

      – Куда, шкет? Чего ревешь? – один из охранников преградил мне путь.

      – Пу-устите! Я к… к Ба-аскаку!

      – Хорош завывать. Ты что здесь вообще делаешь в час ночи?

      – Н-нас из дома вы-ыгоняют! Дядя Коля деда изби-ил! Сжечь грози-ится!

      – Ни хера не понимаю. Ты откуда?

      – С За-аводской! Быстрее! Пустите!!! – я утер рукавом сопли и предпринял отчаянную попытку прорыва.

      – Да уймись! – охранник схватил меня за шиворот и оттащил от двери. – Объясни толком, что произошло.

      – Дед