Дева дождя. Павел Комарницкий

стать личику – совершенно очаровательный голосок с вплетёнными хрустальными и серебряными колокольчиками. – Я не обижаюсь.

      – Ну вот видишь, – в глазах дамы плясали смешинки. – Не обижается он. Но лучше всё-таки Агиэль. Любит почёт потому что.

      Дама обернулась к двоим.

      – А это вот Марина.

      – А мы уже в курсе, – скупо улыбнулся герр Йорген. Лицо у него было само воплощение мужественности и благородства – на икону, пожалуй, вряд ли, а вот на портрет средневекового рыцаря самое то. – Это ж Агиэль, матушка. Понимать надо.

      – Ну вот такие у меня ребятишечки, – развела руками Элора. – Любопытные, просто сил нет… ничего утаить невозможно. Ладно. У меня ещё тут масса дел, так что оставляю Марину на ваше попечение. Введите в курс и вообще… До встречи в Олирне, Марина свет Борисовна!

      Дама легко поднялась и зашагала к выходу из скверика, упругой летящей походкой, которую не под силу испортить никаким каблукам-шпилькам. Ошиблась, ох, снова ошиблась Марина насчёт возраста… Если и старше её госпожа Элора, то совсем ненамного…

      – А чего, мы тут сидеть будем? – подал голос мальчик. – Холодно, бррр… А пойдёмте в кафешку? Пирожных возьмём, какао со сливками…

      – Он дело говорит, – вновь улыбнулся Йорген, – что, кстати, случается не столь уж часто. Пойдём, Марина, – и герр рыцарь галантно оттопырил локоть, дабы девушке удобно было цепляться. Тем самым, кстати, обозначая уровень общения – свои люди.

      Уже выходя из скверика, Марина не удержалась и кинула взгляд через плечо. Дорожка, никогда не знавшая метлы дворника, была густо завалена палыми листьями, уже изрядно побуревшими от осенней непогоды. И возле голых облетевших кустов сиротливо притулилась древняя сломанная скамейка…

* * *

      Станок с лязгом выплюнул в корзину свежезавитую пружину, и Алексей сунул в приёмное отверстие агрегата очередной пруток. Нажал обеими руками на большие красные кнопки, станок взвыл, и стальной прут пополз, исчезая в чреве машины.

      Кругом выли, скрежетали и лязгали другие станки. Весь цех был наполнен гулом, так что вряд ли здесь можно было бы разговаривать, не наклонившись к уху собеседника. Впрочем, никто и не разговаривал. Отойти от станка не удавалось ни на минуту, а перерывов на обед призракам не полагалось. И даже по малой нужде – а как выяснилось, таковая небольшая слабость у призраков всё-таки имелась – можно было сходить лишь в нерабочее время, утром и вечером. Что касается нужды большой, то кто не ест, тот и не ср...т, как говорил великий Ленин.

      Порядки на предприятии оказались весьма суровы. В первый же день Алексею выдали рабочую одежду, состоявшую из грубых брезентовых рукавиц, резиновых сапог и резинового же фартука, прикрывавшего от шеи до колен. И это было всё. Наверное, с точки зрения человека из мира живых страшно неудобно и унизительно было бы работать в таком виде, сверкая голым задом, однако Горчаков уже начал понемногу привыкать к диким порядкам Скривнуса. Очевидно, разнообразные унижения узников здесь были не только в порядке вещей, но и являлись отдельной, важной задачей.

      Измождённый