Прошедшая сквозь небеса. Павел Комарницкий

каким-нибудь крангом.

      Узкая дорожка, последний раз вильнув меж кустов, вывела наконец на широкую торную дорогу. По местному тракту неспешно шествовал караван соросов, нагруженных, как роботы-погрузчики в авральный день. На переднем животном с важным видом восседал человек, чрезвычайно напоминающий архаического торговца. Провожатые сильно оживились, разом залопотали-защёлкали. Тот, что постарше, вышел на дорогу и поднял руку, останавливая караван. Вновь полилась щёлкающая-бормочущая речь.

      – … Я не могу, мои животные и так перегружены! – зашептал в ухо коммуникатор, переводя.

      – Ты что, почтеннейший, ума лишился?! Не видишь, кто с нами? Или тебе совсем не дорога собственная жизнь?!

      Купчина уже опасливо косился на девушку, разом сбавив тон до просительного. А ведь они ждут от меня неких действий, поняла Дина. И если уже на то пошло, топать пешком по этой пыли здорово надоело… Придётся им подыграть.

      Вздохнув, она вытащила из кобуры бластер.

      – Нет-нет, я был неправ, о Посланник Тех, о Ком Не говорят! – возопил купец, живо спешиваясь и простираясь в дорожной пыли. – Вот этот сорос здоров и резв, он вполне способен доставить вас троих в столицу!

* * *

      Ему снился сон…

      Он поднимался к небесной тверди, оставляя внизу твердь земную, и всё прожитое-нажитое там, внизу, казалось теперь таким ничтожным…

      И вновь, как всегда в этом сне, никакой небесной тверди не оказалось. Казавшаяся снизу такой плотной и несокрушимой Скорлупа таяла, рассасывалась, словно туман в Стране Дождя. Ещё миг, и вместо белёсого свода раскинулась чёрная бездна, густо усеянная огоньками, точь-в-точь россыпь самоцветов на столе придворного ювелира.

      «Я лечу…»

      «Тебе нельзя летать» – ввинчивается в мозг холодный чужой голос, отдающий металлом.

      «Я лечу!»

      «Ты не можешь летать!»

      Огненное око смотрит свирепо и беспощадно.

      «Но я уже лечу!»

      На фоне огненного ока возникает крохотная точка. Она растёт, превращается в штрих…соринку…

      Там, во сне, ему стало нечем дышать. Он узнал ЭТО.

      Громадный металлический корпус неведомого аппарата был насквозь пробит силой некоего чудовищного оружия, но можно было не сомневаться – ЭТО при жизни могло летать. Летать там, где нет воздуха, летать невообразимо далеко… туда, где нет этого огненного свирепого ока…

      «Они посмели и поплатились за свою дерзость» – теперь голос скрежещет, как напильник по стеклу. «И твоя участь будет ужасна, если ты посмеешь!»

      – …Проснись, о, проснись, мой господин!

      Слуга легонько тряс его за ногу, что само по себе было событием чрезвычайным – за подобную побудку хозяина без очень веской причины можно легко схлопотать два десятка палок.

      – Что случилось, Хокум? Неужто пожар?

      – Никак нет, мой господин! Тебя требует во дворец сам Святейший Луллак!

      Вздохнув, Джанго