Всего один шаг. Павел Комарницкий

отростки, удерживающие меня, исчезают, и я сажусь, придерживаясь за край ванны витализатора.

      «Где моя Летящая под дождём?»…

      Выходит, я должен тебе трижды, умный аппарат, с лёгкой руки моего соотечественника названный когда-то столь звучным именем? Да, выходит, трижды…

      Я оглядываюсь. Вон тут я спал, с молчаливого разрешения папы Уэфа, пока моя Ирочка… да, тоже спала. Как бабочка в куколке, точнее не скажешь.

      Сколько всего связано с этим…

      Вся моя теперешняя жизнь связана с этим. А то, что было в прошлой – нет, уже позапрошлой жизни, вспоминается теперь как сон.

      В памяти всплывает вчерашнее: «Разве ты сейчас ДОМА?».

      Да. Да, папа Уэф. Вчера ещё я не мог ответить. А вот сейчас, пожалуй, могу. Да. Да, я ЗДЕСЬ ДОМА. И там дома, и тут. Вот так вот.

      Что-то меняется в мире. Я вслушиваюсь и быстрым шагом покидаю зал витализаторов, пересекаю холл и выскакиваю на крыльцо, едва не натыкаясь на Уэфа.

      – Ты чего не спишь, Рома? – луны на небе нет, в темноте у папы Уэфа можно различить лишь тепловые пятна глаз и прочие размытые детали. В отличие от меня он одет в термокостюм.

      – Не спится. А ты?

      Но папа Уэф не отвечает, и правильно делает. Потому что я уже вижу.

      Вспыхивает рассеянный мягкий свет, струящийся ниоткуда и странным образом не забивающий даже сияния звёзд, но в то же время достаточно яркий, чтобы видеть почти как днём. Широкой пологой спиралью, медленно и со вкусом, планирует к нам мама Маша. Я догадываюсь, что кокон выпустил её невысоко, во всяком случае, не выше купола общего маскирующего поля – иначе она не стала бы лететь вот так, не включив индивидуальную невидимость. Но такое ощущение, что спускается мама Маша прямо со звёзд.

      – Ап! – она с шумом тормозит крыльями, хлопает ими. – О, какой гость!

      Папа Уэф молча шагает с крыльца, обхватывает жену руками, обнимает под крыльями. Тут я замечаю – на ней боевой скафандр, сверкающий разными штучками, как мундир орденами. Только шлема недостаёт. Или мама Маша успела его снять в коконе?

      – Удачно? – а глаза-то, глаза у папы Уэфа… и мысль расходится со словами. Потому что я улавливаю нечто иное: «ты жива… ты вернулась…»

      Я деликатно отворачиваюсь, потому как воспитанным детишкам не пристало глазеть, как целуются взрослые.

      «Всё хорошо. Оба живы»

      «Две ключевые фигуры… Ты умница, Мауна»

      «Стараюсь соответствовать!»

      Они смеются. Два голоса – роскошное вибрирующее контральто и серебряный колокольчик. Нет, воля ваша – не тот у папы Уэфа голос…

      – Опять! – голос Уэфа опускается до сверхнизкого потрясающего баса, переходящего в инфразвук, от которого чуть вибрируют кости черепа. – А так лучше?

      – Здравствуй, Рома, – смеётся мама Маша, поднимаясь на крыльцо.

      – Здравствуй, мама.

      – А ты чего это голый? – она трогает меня ладошкой – Гляди-ка, замёрз совсем! А ну, в дом!

      Я с удовольствием и немедленно исполняю команду. Действительно, прохладно на улице, заморозком пахнет… и вообще, апрель на Селигере месяц