Кровавые ночи 1937 года. Кремль против Лубянки. Сергей Цыркун

уж о должности секретаря парткома НКВД, которую он занимал по совместительству последние три года.

      В зале стояла страшная духота, и мы быстро покинули этот бал. Прямо напротив клуба возвышалось огромное мрачное здание НКВД, облицованное снизу черным гранитом. За этой гранитной облицовкой томились в одиночных камерах ближайшие друзья и соратники Ленина, превращенные теперь в сталинских заложников»[52].

      Естественно, изматывающие ночные допросы и очные ставки, чередуемые с пьяными оргиями на даче наркома или активным отдыхом в клубе НКВД по соседству с «тиром», приводили руководителей НКВД к нервному истощению, депрессии и алкоголизму. Как говорил один из первых руководителей ВЧК «советский Марат» М.Я. Судрабс-Лацис, «как бы ни был честен человек и каким бы кристально чистым сердцем он ни обладал, работа Чрезвычайных комиссий, производящаяся при почти неограниченных правах и протекающая в условиях, исключительно действующих на нервную систему, дает о себе знать»[53]. По воспоминаниям офицера Дмитрия Сидорова, сам Лацис не стал исключением из выведенного им правила и производил впечатление крайне распущенного субъекта. Лацис принимал жен арестованных: «в подтяжках поверх голубой рубахи, задравши ноги к потолку, он лежал на кровати. Приходили просительницы, большей частью дамы или старики...

      – Расстрелян, – холодно говорил он, ничего не слушая.

      – Да нет же, я видела его сейчас, – рыдала женщина.

      – Ну, будет расстрелян...

      Этот же Лацис поместил в «Известиях Совета рабочих депутатов» свою статью «Законы гражданской войны», в которой доказывал, что раненых нужно добивать, ибо «таковы законы не империалистической войны». Сам Сидоров оказался освобожден, поскольку за него хлопотали некоторые его знакомые, в прошлом состоявшие, как и он, в эсеровской партии, и воспользовавшиеся тем, что Лацис был пьян и подписал приказ об освобождении не читая[54].

      Подобных описаний с натуры известно множество. Известен, например, случай, когда сотрудник Особотдела Николай Любецкий, оказавшись во время командировки на морском побережье и будучи мертвецки пьян, зашел в чекистской форме в море, поскользнулся и утонул[55]. Чекисты понимали, что чрезмерное алкогольное возлияние их коллеги было вызвано условиями работы и необходимостью как-то сбросить постоянный стресс, уйдя в загул. Их нравственное разложение стало ахиллесовой пятой и помешало им адекватно оценить ситуацию летом 1936 года, когда Сталин задумал их уничтожить.

      История взаимоотношений Сталина и Ягоды довольно извилиста. Человек по своей натуре очень скрытный, Ягода долгое время производил впечатление ограниченного, мелкого и в целом примитивно организованного службиста, чрезмерно увлеченного выпивкой, женщинами и к тому же вороватого. Практически все знавшие Ягоду, чьи сочинения нам доступны, ограничиваются этой характеристикой. Став ключевой фигурою в ГПУ, Ягода добавил к упомянутым

52

Орлов А. Указ. соч. – С. 141.

53

Цит. по: Капчинский О. Госбезопасность изнутри. Национальный и социальный состав. – М.: Яуза, ЭКСМО, 2005. – С. 307.

54

Опубликовано: Сидоров Д.А.. В Бутырской тюрьме / В сб.: Россия забытая и неизвестная. Белое движение. Т. 4: Сопротивление большевизму. 1917–1918 гг. – М.: Центрполиграф, 2001.

55

Шрейдер М. Воспоминания... – С. 278.