Кровавые ночи 1937 года. Кремль против Лубянки. Сергей Цыркун

стоял часовой. За этим забором помещалась часть внутренней тюрьмы. Недалеко от часового стоял большой грузовик-ящик, окрашенный в черный цвет. Эту машину, когда она мчится по улицам Москвы, жители называют «черный ворон». Сейчас шофер возился с машиной. Видимо, чистил после ночной работы.

      – Когда я вижу эту машину, меня дрожь берет, – сказал Кеворкян, обращаясь ко мне на армянском языке.

      – Что, у тебя совесть нечиста? – спросил я. – Нечего дрожать, лучше привыкай. Тебе ведь не миновать внутреннего двора, – добавил я, смеясь»[127].

      Если Ягода получал сигнал о том, что в каком-либо подразделении НКВД неблагополучно, он направлял туда творить расправу верного Миронова, который в частном разговоре с начальником Ленинградского УНКВД Л. Заковским признавался, что ему самому надоели «эти карательные экспедиции»[128]. И вот чья-то услужливая рука подложила на стол наркома проект решения судьбы начальника Западно-Сибирского крайуправления НКВД В. Каруцкого. В годы Гражданской войны Каруцкий никаких наград и почестей не снискал (служил он, к слову сказать, в Белой гвардии у Колчака, затем некоторое время занимался «партизанством», а чуть позже устроился в Красную Армию военследом)[129], зато в мирное время стал завсегдатаем кремлевских банкетов, где запросто общался с партийными вельможами высшего ранга, в частности, Кагановичем[130]. Из-за своей неотесанности в общении с кремлевскими сановниками ему из Москвы пришлось отправиться сначала в Среднюю Азию, а затем в Западную Сибирь. Ягода славился нетерпимым отношением к пьянству тех работников НКВД, кто не входил в его близкое окружение. К примеру, С. В. Пузицкий, многолетний руководитель советской контрразведки, а затем разведки, впоследствии при допросе показал: «В середине 1935 года после ухода из Разведупра я был вызван Ягодой к нему в кабинет. Ягода сразу на меня накинулся с руганью, указав, что я занимаюсь беспробудным пьянством, совершенно не работаю и окончательно разложился, что он вынужден будет, в конце концов, принять по отношению ко мне решительные меры вплоть до того, что передаст суду и поставит вопрос о моем пребывании в партии»[131].

      Что же до Василия Каруцкого, то он близок к Ягоде не был, а при этом, по свидетельству близко знавших его, «Каруцкий любил выпить и с годами все более увлекался этим занятием»[132]. Вероятную причину этого сообщает его друг Г. Агабеков: «С Каруцким мы были старые приятели. Молодой человек чрезвычайной толщины, большой добряк, он... очень любил выпить и совсем запил после смерти жены, покончившей с собой из-за каких-то семейных неладов»[133]. Нелады заключались в том, что у нее был сын от первого брака с белогвардейским офицером. От Каруцкого потребовали как условие продолжения чекистской карьеры, чтобы он отослал ребенка к родственникам и не принимал в своем доме. Его жена, не выдержав разлуки с сыном, покончила с собой, и Каруцкий утешался собиранием коллекции порнографических

127

Агабеков Г. Указ. соч. – С. 251.

128

Стенограмма февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. Утреннее заседание 3 марта (выступление Заковского).

129

Петров Н.В., Скоркин К.В. Кто руководил НКВД... – С. 227.

130

Шрейдер М.П. НКВД изнутри... – С. 23–24.

131

Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности... – С. 194.

132

Там же.

133

Агабеков Г. Указ. соч. – С. 144.