Живи!. Владимир Данихнов

похож у их родителей?

      Филипп замолкает, растерянно моргая. Улыбается смущенно. У него длинные ресницы, которых он очень стесняется еще со школы. Филипп красив и вдохновенен.

      – Ох, – говорит, – а ведь верно, мне даже и в голову не приходило…

      Марийка смеется.

      – Что смеешься-то? – бурчит он, засовывая в универсальный переработчик магических трав найденную в НЗ-отделении бардачка белладонну. Такие переработчики сохранились еще с поры моделей-прототипов, когда хронавты подобно кочегарам на пароходе швыряли в «топку» разнообразное «горючее». Сейчас заправка машины производится исключительно на старте, но переработчики не демонтируют – мало ли, на всякий случай. Устройство довольно рыкает, принимая топливо. Ненадолго его хватит: белладонна плохая, дикая, да и не идет она ни в какое сравнение с опийным маком.

      – У тебя рожа такая забавная. Будто у ребенка, у которого конфету отняли, – шутит Марийка.

      – Что еще за слово «рожа»? – морщится Филипп. – Как-то не по-интеллигентски.

      – Да в жопу теперь эту интеллигентность. – Марийка запускает пятерню под челку. – Голова что-то болит…

      Филипп вглядывается в приборный щиток, потом смотрит на монитор.

      – Кажется, опий заканчивается быстрее, чем я думал.

      – И нас перемешает в одно, когда мы погибнем?

      – Может, остановить машину? – Филипп, напряженно размышляя, трет виски. Его одолевают сомнения.

      – Ничего не выйдет.

      – Никто не пробовал раньше.

      – Ну что ты, Филипп. Тут ведь всем управляет программа, а ты не компьютер, чтобы рассчитать момент, когда можно безопасно вынырнуть в обычное пространство.

      Машина замедляется. Поймав случайную волну этого временного промежутка, оживает радио:

      – «…и сборная Италии в полном составе… неполадки… хррр… в двигателе… самолет упал вдалеке от жилых кварталов…»

      – Господи, – шепчет Марийка, закрывая ладонями глаза. – Я помню, помню этот день…

      Они смотрят в иллюминатор. Сквозь туманную дымку вращающихся образов, каких-то незнакомых людей, проглядывает девочка, вылитая Марийка, и… рослый человек, очень похожий на нее, по-видимому, отец. Он узким кожаным ремнем хлещет девочку по заду, по спине. Куда попадет – туда и бьет. На белой коже остаются красные полосы. Мужчина пьян. В углу, руки за спиной, насупившись, стоит мальчишка чуть постарше Марийки. Ее брат.

      – Немного стыдно… – Марийка прикусывает нижнюю губу. – Когда твое прошлое обнажено, когда оно на виду у всех.

      Филипп не знает, что надо делать в таких ситуациях, и осторожно берет Марийку за руку. Она отталкивает его.

      Филипп произносит сконфуженно:

      – Извини.

      – Чего «извини-то»? – распаляется Марийка. – Давай, смотри, как твоей коллеге жопу дерут!

      Она уходит в угол кабинки к приборному щитку и делает вид, что проверяет показания датчиков, чтобы в который раз убедиться – уровень опия пугающе быстро понижается. Они не смогут