Фатум. Том пятый. В пасти Горгоны. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

один глаз, будто солнце прятал за темную мглу бровей, и указал: – Покуда я водицы наберу, ты подкормись ягодой. Глянь, сколь ее горит в траве. Земляника, похоже. Давай-давай, подкормись. Всё, что ни создала природа,– золото. Эт ценить надо: не ленись гнуть спину.

      Чугина долго уговаривать не пришлось: пачкая рот спелой ягодой и вымачивая колени росой, он жадно пополз вдоль берега, позабыв обо всем. «Знашь, голодать-то как приходилось? – припомнились ему слова приказчика.—Нонче еще не голод, а так, только тень его… Вот близ Кадьяка мы с голоду пухли на диком острове… то были злолютые дни… Уж лучше на ноке18 быть вздернутым, чест-ное слово! У нас нонче, худо-бедно, похлебка бывает, копченая оленина, остатки матросских сухарей, овсяные лепешки, смазанные барсучьим жиром, словом, при деликатесах, чинно еще живем… А тогда было шесть ночей голода и надежды. Звезды глазели на нас, дрожащих, на том чертовом острове… где ветер-сквозняк продувал до костей… Мы голыми руками и ножами выкапывали из песка ракушки и высасывали их склизкое дерьмо… Через два дня, веришь, мы уничтожили всех крабов на берегу, делали из портков нечто вроде сачков и ловили ими мелкую хайку и чавычу19, которую тут же жрали сырой… И соли хоть бы щепотка! Многих рвало, но они, один черт, ели эту сырятину… Голод, точно росомаха, грыз и царапал наши желудки, и мы готовы были резать друг друга! Слава Небу, на пятый день была обнаружена нерпа, которую шквалом выбросило на берег. Ее тут же распластали на части и съели целиком, вместе с вонючими потрохами… А потом резали на лапшу свои сапоги, пока нас не подобрал проходящий капер…20»

      Туман плотно сгустился в ногах. Вечернее небо стало тоньше и выше, где-то в зарослях прибрежного ивняка устало вздохнула выпь. Чугин поднял свою бритую голову и ахнул: прямо перед ним в саженях семи-восьми покачивалась шлюпка, прибитая к берегу.

      – Святая Богородица, спаси и помилуй! – прошептал молодой матрос и потер кулаками глаза, отказываясь верить: в разбитой посудине он тут же признал пропавшую с «Северного Орла» шлюпку.

      * * *

      Лицо Андрея приобрело восковой оттенок. Пульс бешено бился, но глаза уже ничего не видели.

      «Ноздря! Ноздря! – жалила змеей мысль.– Он здесь, среди нас…» Роняя на землю перо и журнал, он поднялся, точно в огненном сне. Красный шепот дурного предчув-ствия обуглил душу. Зло сбивая сапогами медногубый татарник21, он бросился к берегу, где звенели топоры и интрепели, где распущенный швартов22 стягивал упрямые бревна.

      Он сделал еще только шаг, как в груди болью аукнулось эхо: что там, впереди?! «Джессика!» – закатный багрянец окоёма задрожал перед глазами, голос треснул, ко-гда он забормотал молитву, хватаясь за пистолет. За какой-то десяток-другой шагов молнией вспыхнул их разговор:

      – Мне жаль, но я, похоже, ничего не умею делать того, чтобы быть полезной вам,– она виновато посмотрела на него, а потом на потные спины матросов, что кряхтели у поваленных бревен.

      – Полно казниться.– Он ответил

18

      Нок – любой свободный конец рея, гафеля или гика (горизонтального или наклонного рангоутного дерева) (морск.).

19

      Хайко, чавыча. Хайко – кета; чавыча – нежная рыба, род семги. (Прим. автора).

20

      Капер – частное судно, имеющее официальное разрешение воюющей державы (каперское свидетельство) на захват торговых судов противника, а также судов нейтральных государств, поддерживающих торговые связи с неприятельской стороной. (Прим. автора).

21

      Татарник – широко распространенное название многих травянистых растений.

22

      Швартов – толстый трос для крепления корабля к пристани.