Пиковая дама – червоный валет. Том второй. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

услышал он в себе чей-то чужой голос.

      – Да, все это и впрямь требует раздумий, – наконец выдавил он и поник головой.

      – Брось, – беспечно протянул Сашка. – Порой и случай вершит дела. Ее гипноз – твой страх сделать первый шаг. Ты это… давай смелее. Раз любишь – действуй. Це важно, оченно важно! Там, может, и нет ничего, а ты обратно свое заколачивай… Здоровеньки булы, понял?

      – Ты это о чем? – Алешка подозрительно посмотрел на приятеля, но тот лишь пожал плечами, поглядывая на бьющуюся о стекло золотую пчелу.

      «Лишь бы не гулёная девка была… Знаем мы таких… надо – при первом свидании голяжки покажет, ежли целковый пообещать, – подумал Сашка, но вслух сказать остерегся: Кречет в волосы вцепится – не простит».

      – А ты… никому не сболтнул часом? – Алексей, пуще наливаясь подозрением, заглянул в ясную синь глаз Александра.

      – Дурый! Чужая тайна – свято, брат. Не бойсь. Ладно, я до Лопаткина, в булочную. А ты иди, умывайся, благословясь.

      Гусарь наскоро поправил сбитое зеленое покрывало своей кровати, хлопнул дверью и был таков. Алешка постоял секунду-другую в раздумье, точно перебирал четки услышанного, затем распахнул половину окна и выпустил на волю маявшуюся пчелу. На душе его пели ангелы.

      Глава 4

      Блистая пуговицами училищных мундиров, они уже досыта нагулялись по аллеям Саратова, наслушались пустых речей, раздававшихся из толпы, щелканья семечек и зазываний голосистых торговок.

      – Черт, сколько ходить еще за ними прикажешь? Все ноги стоптали! От самого дома «пасем».

      Гусарь нетерпеливо чиркнул взглядом по Семинарской улице, что спускалась к реке. Там, впереди, шагах в тридцати уже битый час маячили две фигуры – стройная и очаровательная девичья и вторая, сухая, как трость, принадлежавшая бонне.

      – Похоже, пропало дело, – уныло вздохнул Сашка, забрасывая в рот очередной мятный леденец.

      – Эт почему же? – Алешка не спускал влюбленных глаз с голубого платья.

      – А то, что не надо вытягивать губы, колы тэбя не хотят поцеловать. Нет, нынче клеву не будет. Вишь, «ошейник» с нею не расстается ни на минуту… Так и кохает ее, ровно она золотая.

      – Змей ты, Сашок! В тебе яду больше, чем в аптеке.

      – У, це справедливо. Станешь тут змеем – пыхти да парься полдня. Ты сам-то хоть жив?

      – Не знаю… – Алексей нервно теребил белую перчатку, не глядя на Гусаря.

      – Эй, эй, уймись, братец. Ты же глазами ее напополам стригёшь. Ну, у тебя и хватка!

      – Не «хватка», а обаяние, глупая голова. Спорим, я нынче же с ней объяснюсь?

      – А давай! Ударим по рукам!

      Гусарь шало блеснул глазами, жмурясь на ярком солнце.

      – Глядите – орел! Ну, ну. Крепко, видать, ты в темя любовь свою вбил. Думаешь…

      – Уверен! – Алексей решительно разбил их рукопожатие и снова беспокойно глянул через плечо.

      Дамы продолжали стоять у пестрых торговых лотков с лентами атласа и кружевами. Алешка весь истомился, вспомнил наперечет все лапидарные наставления добряка Сухотина, которые тот любил