Лжецаревич. Николай Николаевич Алексеев

в лоно святой католической церкви. Пора действовать. Он должен сделаться католиком возможно скорее, если же этого не будет…

      – Если этого не будет?.. – замирающим голосом спросила пани Юзефа и вся точно съежилась в ожидании ответа.

      – То брак этот нельзя допустить! – резко отчеканил патер.

      – Нельзя допустить! – как эхо отозвалась пани и выпрямилась.

      Глаза ее загорелись.

      – Нельзя губить дочери из-за прихоти схизматика! – добавила она.

      – Вы правы, дочь моя.

      – Я сегодня же переговорю с паном Максимом.

      – Нет! – поспешно сказал отец Пий. – Вы этого не делайте!

      – Но как же? Поручить мужу?

      – И этого не следует делать. Ни вам, ни пану Самуилу, ни даже мне не должно говорить с еретиком по очень простой причине: он нас не послушает, откажет наотрез. Я имею основание думать, что он – ярый еретик.

      – Так как же?

      – Пусть с ним поговорит по этому поводу сама панна Анджелика.

      – Надо ее подготовить.

      – Конечно.

      – Вы мне поможете в этом?

      – Нет, – живо проговорил патер, – им лучше не знать, что в этом деле участвую я. Я должен остаться в тени. Так будет лучше. Не падайте духом, дочь моя! Мы спасем души их от адского пламени.

      – Во всяком случае, не отдадим души моей дочери во власть диавола! – воскликнула Юзефа.

      – Мы будем стоять на страже ее, как архангелы, и пламенный меч заменит нам наша пламенная вера. Благослови вас Бог! – сказал патер, вставая.

      Вскоре после его ухода пани Юзефа приказала позвать к себе панну Анджелику.

      XIV. Четыре буквы

      Пани Юзефа встретила дочь очень приветливо.

      – Садись, Анджелиночка, – сказала она после того, как дочь почтительно поцеловала у нее руку и пожелала доброго утра, – мне надо немножко с тобой поговорить.

      Анджелика опустилась в кресло, ломая голову над тем, о чем хочет с нею говорить мать.

      Пани Юзефа помолчала. Она затруднялась, как начать, но подумав, решила говорить прямо.

      – Ну, вот, душечка, уж скоро и свадьба твоя… Скажи, пожалуйста, когда думает пан Максим присоединиться к нашей святой церкви?

      Анджелике невольно вспомнился сегодняшний сон; четыре огненные буквы – «вера» – встали перед ее глазами. Только теперь ей пришло в голову, что различие вероисповеданий может непроницаемой стеной стать между нею и женихом: она – католичка, он принадлежит к греческой церкви, даже не к «соединенной»[2]. Как примирить непримиримое?

      Мать молча смотрела на нее, ожидая ответа.

      – Не знаю, матушка, – ответила, наконец, Анджелика.

      – Гм… Ты говорила с ним об этом?

      – Н-нет.

      – Почему?

      – Не пришло в голову.

      – Хорош ответ для католички! – резко заметила пани Юзефа, подобно тому, как за четверть часа перед разговором с дочерью патер сделал ей самой похожее замечание.

      – Ты должна с ним об этом поговорить.

      – Хорошо, матушка.

      – И возможно скорее.

      – Поговорю.

2

После введения в Литве унии существовали две церкви: «униатская» или «соединенная» – признававшая своим главой папу, и «несоединенная», или «благочестивая», оставшаяся чисто православной.