Должница. Евдокия Гуляева

судьбе, не прекращая дразнить ее, вновь и вновь испытывая себя на прочность. Подойдя к старому, скрипучему шкафу, аккуратно сняла и развесила единственное, подходящее для вылазок платье, протерев и поставив внизу подходящие к нему туфли, тоже единственные, поэтому крайне дорогие для меня.

      Напялив домашние теплые штаны и толстовку, привычно надвинув капюшон на глаза, натянула на ноги старые шерстяные носки, как память о прошлом. Когда мне становилось сильно тяжело, я баловала себя этими носками, привезенными с собой из той, прошлой жизни, представляя, что они мамины…

      Заварив себе чай, черный, крутой, присела в потрепанное кресло, поджав под себя ноги, обняв горячую кружку руками. Обжигает ладони, больно разогревая организм, разгоняя по телу застывшую кровь. Протянув руку, прикоснувшись к теплым носкам, улыбнулась, благодаря жизнь за удачный день. Понимала, что добром это не кончится, но хотела растянуть фарт, еще чуть-чуть, до возможности устроится на работу.

      Протянув руку, взяла украденный сегодня портмоне. Дорогой. Но оставила его совсем не по этому…

      В памяти отпечатались, словно клеймом стальные глаза. Завораживающие…

      Красивый. Но на таких я мало обращала внимание! Столько их было, мелькающих цветной лентой кинофильма в моей жизни! Идеальные, сражающие своей мужской привлекательностью, манящие своей безупречностью, завораживающие харизмой. Плевать! Синие, зеленые, карие, серые – не суть. Множеством мелькающие по мне глаза, мазнув, ни на миг не оставались в памяти, а эти, стальные, остались невидимым шрамом на теле, оставив фантомный ожог на щеке…

      Пошарив пальцами, кроме пластиковых карт, мне не нужных, нашла старое, потертое фото.

      Вглядываясь в черно-белые фигуры на нем, с трудом могла различить их очертания: совсем молоденькая девушка, держащая на руках годовалого ребенка, видимо, мальчика. Затертое, наверняка, не единожды просмотренное, такое теплое. Да, даже фотографии могут нести теплоту. Я умела видеть это, ценить, не имея своих. Ни одной.

      Безликая. Не имеющая детства, хотя нет, отлично помнящая его: лисой, подкармливаемая соседями после смерти матери, с вечно пьяным, безответственным отчимом, проигрывающим в карты мое ежемесячное пособие по потери кормильца. В воспоминаниях отпечаталось все, даже картофельные отчистки, сваренные мной и растянутые на неделю, подаренные чужой теткой у мусорных баков. Конфеты, печенье, которое мы собирали, от чистого сердца благодаря подающим на кладбище. «Мы», потому, что таких как я было много – никому не нужных, собирающихся в стайки, позже, перерастающих в банды беспризорников.

      Но я решила изменить свою жизнь, додавленная обстоятельствами…

      Фото из прошлого – для меня роскошь, поэтому и оставила, сохранив чью-то память, казня себя за то, что украла ее. Не этот проклятый, дорогущий портмоне, позволивший мне протянуть пару месяцев жизни, а грубо присвоив себе чьи-то воспоминания.

      Вздохнув, посчитав деньги и отложив на долг по аренде за два месяца, поняла, что живу. Пока живу, назло судьбе,