Белая гвардия. Михаил Булгаков как исторический писатель. Михаил Булгаков

мортирного дивизиона слушать внимательно то, что я им скажу! За ночь в нашем положении, в положении армии, и я бы сказал, в государственном положении на Украине произошли резкие и внезапные изменения. Поэтому я объявляю вам, что дивизион распущен! Предлагаю каждому из вас, сняв с себя всякие знаки отличия и захватив здесь в цейхгаузе все, что каждый из вас пожелает и что он может унести на себе, разойтись по домам, скрыться в них, ничем себя не проявлять и ожидать нового вызова от меня!

      Он помолчал и этим как будто бы еще больше подчеркнул ту абсолютно полную тишину, что была в зале. Даже фонари перестали шипеть. Все взоры артиллеристов и офицерской группы сосредоточились на одной точке в зале, именно на подстриженных усах господина полковника.

      Он заговорил вновь:

      – Этот вызов последует с моей стороны немедленно, лишь произойдет какое‐либо изменение в положении. Но должен вам сказать, что надежд на него мало… Сейчас мне самому еще неизвестно, как сложится обстановка, но я думаю, что лучшее, на что может рассчитывать каждый… э… (полковник вдруг выкрикнул следующее слово) лучший! из вас, – это быть отправленным на Дон. Итак: приказываю всему дивизиону, за исключением господ офицеров и тех юнкеров, которые сегодня ночью несли караулы, немедленно разойтись по домам!

      – А?! А?! Га, га, га! – прошелестело по всей громаде, и штыки в ней как‐то осели. Замелькали растерянные лица, и как будто где‐то в шеренгах мелькнуло несколько обрадованных глаз…

      Из офицерской группы выделился штабс‐капитан Студзинский, как‐то иссиня‐бледноватый, косящий глазами, сделал несколько шагов по направлению к полковнику Малышеву, затем оглянулся на офицеров. Мышлаевский смотрел не на него, а все туда же, на усы полковника Малышева, причем вид у него был такой, словно он хочет, по своему обыкновению, выругаться скверными матерными словами. Карась нелепо подбоченился и заморгал глазами. А в отдельной группочке молодых прапорщиков вдруг прошелестело неуместное разрушительное слово «арест»!..

      – Что такое? Как? – где‐то баском послышалось в шеренге среди юнкеров.

      – Арест!..

      – Измена!!

      Студзинский неожиданно и вдохновенно глянул на светящийся шар над головой, вдруг скосил глаза на ручку кобуры и крикнул:

      – Эй, первый взвод!

      Передняя шеренга с краю сломалась, серые фигуры выделились из нее, и произошла странная суета.

      – Господин полковник! – совершенно сиплым голосом сказал Студзинский. – Вы арестованы.

      – Арестовать его!! – вдруг истерически звонко выкрикнул один из прапорщиков и двинулся к полковнику.

      – Постойте, господа! – крикнул медленно, но прочно соображающий Карась.

      Мышлаевский проворно выскочил из группы, ухватил экспансивного прапорщика за рукав шинели и отдернул его назад.

      – Пустите меня, господин поручик! – злобно дернув ртом, выкрикнул прапорщик.

      – Тише! – прокричал чрезвычайно уверенный