Восстание королевы. Ребекка Росс

мне особенную жизнь, раскрыть мою страсть.

      – Приятно с тобой познакомиться, Бриенна, – улыбнувшись, проговорила Вдова.

      – Мадам, – ответила я, вытирая вспотевшие ладони о платье.

      – Твой дедушка рассказывал о тебе много хорошего.

      Кивнув, я взглянула на него, не понимая, чего ждать. Он посмотрел на меня со странным блеском в глазах и снова скомкал платок, словно ему нужно было за что-то держаться.

      – Какую страсть ты хотела бы развивать, Бриенна? – спросила Вдова, вновь привлекая мое внимание. – Возможно, у тебя есть врожденный талант?

      Святые угодники, я не знала и лихорадочно принялась вспоминать… живопись… музыка… драматургия… интрига… наука. У меня точно не было ни особых способностей, ни тяги к одной из страстей. Я выпалила первое, что пришло в голову:

      – Живопись, мадам.

      К моему ужасу, Вдова открыла ящик стола, достала чистый пергамент и карандаш и положила их прямо передо мной.

      – Нарисуй мне что-нибудь, – велела она.

      Я не смотрела на дедушку, зная, что наша хитрость станет так же заметна, как поднимающийся к небу дым. Ему было известно, что я не художница, мне – тоже, но я вцепилась в карандаш так, словно это было правдой.

      Я сделала глубокий вдох и попыталась представить то, что мне нравилось. Подумала о дереве, возвышавшемся на заднем дворе приюта, – корявом старом дубе, по которому так здорово было лазить. И сказала себе, что кто угодно может изобразить дерево.

      Пока я рисовала, Вдова беседовала с дедушкой: они решили предоставить меня самой себе. Закончив, я отложила карандаш и стала ждать, глядя на то, что получилось.

      Дуб вышел безобразным, совсем не таким, как я его представляла.

      Вдова внимательно посмотрела на мой рисунок. Ее лоб прорезала еле заметная морщинка, но глаза остались бесстрастными.

      – Ты уверена, что хочешь изучать живопись, Бриенна? – В ее голосе не слышалось недовольства, только нотка сомнения.

      Я чуть не сказала ей: «Нет, мне здесь не место». А потом подумала о возвращении в приют, о том, что буду служанкой или кухаркой, как все другие воспитанницы, и поняла, что это – мой единственный шанс добиться в жизни чего-то большего.

      – Да, мадам.

      – Тогда я сделаю для тебя исключение. Пять девочек твоего возраста уже приняты в Магналию. Ты будешь шестой избранной, начнешь занятия живописью под руководством госпожи Солен. Проведешь здесь семь лет вместе со своими сестрами-избранными, учась, взрослея, готовясь к своему семнадцатому солнцестоянию – ко дню, когда станешь госпожой страсти и обретешь покровителя. – Вдова помедлила. От открывшихся перспектив у меня закружилась голова. – Тебя это устраивает?

      Моргнув, я выдавила:

      – Да, конечно, мадам!

      – Очень хорошо. Мсье Паке, возвращайтесь в день осеннего равноденствия с Бриенной и платой за обучение.

      Дедушка вскочил на ноги и поклонился Вдове. Его облегчение наполнило комнату словно запах одеколона.

      – Благодарю вас, мадам. Это огромная честь. Бриенна вас не