Железный поход. Том второй. Рай под тенью сабель. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

обшитыми простым кожаным шнурком. Перебирая в руках костяные четки, не шевелясь, он долго глядел на далекие горы и вдруг, задержав в пальцах очередное зерно, глухо сказал:

      – Каждый человек, коли родился на свет, еще не человек. Каждая птица, которая летает, еще не орел. Однажды наш проповедник Шамиль спросил у своего слуги Магомеда Тагира аль-Карахи:

      – Сколько человек живет в Дагестане?

      Магомед Тагир взял книгу с переписью населения и, заглянув в нее, ответил.

      – Не об этой цифре спрашиваю я! – разгневался наш имам. – Я спрашиваю о настоящих людях.

      – Таких данных у меня нет, почтеннейший, – склонился до земли писарь.

      И знаешь, что ответил ему Шамиль? – Занди мельком взглянул на сидевшего у его ног Дзахо и, вновь отвернувшись в сторону гор, щелкнул костяшкой на связке.

      – В ближайшем бою не забудь их пересчитать, Магомед, – приказал имам.

      Ты сам родился в наших горах, Дзахо, а потому слышал, у нас говорят: «Чтобы узнать настоящую цену человеку, надо спросить у «семерых»:

      У беды

      У радости.

      У женщины.

      У сабли.

      У серебра.

      У вина.

      У него самого.52

      Да, человек и свобода, человек и честь, человек и отвага сливаются в одно понятие. Горцы не представляют, что орел может быть двуликим. Такой орел, – наставник презрительно улыбнулся и сплюнул себе под ноги, – может быть только у русских свиней. Мы же таких двуликих «орлов» называем ворóнами. «Человек – это не просто название, но звание, притом звание высокое, и добиться его не просто. Посмотри, Дзахо. – Занди указал рукой рукой на сапфировый купол небес. – В нашем небе парят орлы. Правда, их много? Но ведь немало и храбрецов, сложивших голову за родную землю. В каждом орлином крике весть о подвиге, об отваге. Каждый крик – это песня битвы. Да… орлы летают высоко, – наставник трякнул крашенными в красный цвет ногтями по колену, – в то время, как другие птицы вечно суетятся и шумят возле проса. Иные из них, как только повеет холодом, изменяют Кавказу и улетают в чужие края. Орлы же, какая бы ни случилась зима, сколько бы выстрелов ни пугало их, не покинут родных высот…»53 То, что наши погибшие воины превращаются в орлов,.. я знаю, вымысел… красивая легенда. Людям хочется, Дзахо, чтобы так было. Но знаю я и другое, что одному наибу54, который вознесся в своей гордыне и славе слишком высоко, Шамиль сказал: «Даже орлы, чтобы стать людьми, спускаются на землю…» Спускайся и ты, – мюршид похлопал по плечу юношу, – со своих высот. Все люди родились здесь, на земле. Горец потому и называется горцем, что он человек гор, человек земли. А в песнях и легендах пусть люди летают… Когда в сакле рождается сын, говорят: «Циар бугеб, циар батаги. – А имя ему пусть принесет слава». Так уж повелось: имя без дела – пустой звук. Нет награды больше чем имя, нет сокровища дороже жизни. Береги это!

      А теперь ответь мне! – Занди с силой сжал плечо Дзахо и колко впился взглядом в лицо аргунца, точно желая

52

Гамзатов Р. Мой Дагестан.

53

Там же.

54

Имеется в виду аварец Хаджи-Мурат; знаменитый, бесстрашный наиб Шамиля, имевший тяжелый конфликт с имамом, вынудивший его в конце концов перейти на сторону русских.