Живущий. Анна Старобинец

я ведь живу с тобой, – говорил я.

      – Со мной, – соглашалась Ханна.

      – Тогда спой.

      И она пела. У нее был красивый голос:

      Воют волки в тишине,

      Тихо плачет кот во сне,

      Конь храпит, и стонет слон,

      Снится им печальный сон.

      Снится темная вода,

      Снится горькая беда,

      На холодном берегу

      Звери спят, а дни бегут…

      – Ты ведь не отдашь меня в интернат? – спрашивал я.

      – Не отдам, – говорила Ханна.

      – И мы с тобой всегда будем вместе?

      – Так не бывает, родной, – говорила Ханна.

      Она не называла меня по имени – позже я понял, почему: оно пугало ее, оно заставляло ее заглядывать в пропасть, в ничто, в белую пустоту, обведенную черным кружочком… Она не называла меня Зеро. Она называла меня просто – Родной.

      – Почему? – хныкал я. – Почему бы нам не быть всегда вместе? Ведь мы же бессмертные? Давай мы просто договоримся: когда кто-то из нас умр…

      – Родной!

      – Я хотел сказать, когда кто-то из нас временно перестанет существовать, то другой потом просто отыщет его, и все останется как раньше.

      – Так не бывает, Родной, – качала головой Ханна.

      Так не бывает. Она оказалась права. Я не верил в ее правоту, пока Эф не согласился свозить меня к ней. Толстая девочка, в которую она превратилась, оказалась мне совсем не нужна. Я ей тоже совсем не нужен.

      Никто никому не нужен, дружок. Ничего, что я называю тебя «дружок»? Надеюсь, ты не сочтешь это фамильярностью? Ведь, в конце концов, я обращаюсь к себе самому. Или вообще ни к кому не обращаюсь…

      – Скажи, что ты меня любишь, – просил я Ханну.

      – Не стоит, Родной. – Она сразу вся как-то сжималась.

      – Почему?

      – Я уже говорила тебе. Живущий полон любви, и каждая Его частица в равной степени любит другую.

      – Значит, ты любишь меня?

      И она говорила:

      – Да.

      А потом добавляла чуть слышно:

      – Я люблю тебя так же, как любую другую частицу Живущего.

      – Ты любишь меня так же… так же, как сумасшедшего Матвея, который ходит по улице и кричит?!

      Она молчала. Я злился.

      – Скажи, что ты любишь меня больше всех!

      Она молчала.

      – Тогда пой.

      И она пела:

      На холодном берегу

      Звери спят, а дни бегут.

      Дни бегут, приходит ночь,

      Мы не можем им помочь…

      В тот день, когда я видел ее в последний раз, в тот день, когда Ханна шла на свой последний Фестиваль, она сказала, чтобы я ложился спать без нее. Она сказала, что придет слишком поздно. И поэтому споет мне песню заранее.

      Дни бегут, приходит ночь,

      Мы не можем им помочь,

      Для котов и для овец

      Приближается конец…

      Только ты спокойно спишь,

      Мой Живущий, мой малыш,

      Улыбаешься во сне,

      Потому что смерти нет.

      – Смерти нет! – бросила она, выходя.

      – Смерти нет! – ответил