Соблазн частной жизни. Анна Берсенева

Леру не меньше, чем дочкины проблемы. Если Митя уже и ей говорит, что намерен расстаться с оркестрантом, значит, так и будет. И еще это значит неопределенность: как поведет себя Егоров, не возникнет ли осложнений, не решаемых трудовым кодексом, и какие это будет иметь последствия.

      Лет пять назад Лере и в голову не пришло бы размышлять о таких вещах, да еще в связи с заурядным музыкантом. Все решения, связанные с оркестром и труппой, Митя принимает сам, всем известно, что он не принимает их безосновательно, и о чем же ей размышлять?

      Но пять лет назад – это было все равно что в другой жизни. Теперь все возможные сложности приходилось учитывать, и сложностей такого рода Лера теперь боялась.

      «Тоже возраст, может?» – подумала она то ли с безнадежностью, то ли с надеждой.

      – А что Ленка говорит? – спросил Митя. – Почему они расстались?

      – Да ничего толком не говорит, – вздохнула Лера. – Перестали быть нужны друг другу, мы разные люди и прочее в этом духе.

      – Может, так и есть.

      – Может, так. А может, не так.

      – Тебя пугает, что она слишком легко расстается?..

      – Митька! – воскликнула Лера. – Ты ясновидящий?

      – Просто знаю, что тебя может напугать. Но боишься ты зря. Для нее время еще не имеет ценности, вот и вся причина.

      – При чем здесь время? – не поняла она.

      Митя умел заинтересовать ее в такие минуты, когда интерес – это было последнее, что сама она могла бы в себе обнаружить.

      – При том, что его длительность драгоценна. Но странно было бы ей это понимать.

      Лера и сама не очень поняла, что он имеет в виду.

      – Не такой уж Аленка ребенок, – сказала она.

      – Она вообще не ребенок. Но в двадцать пять лет еще не существует времени, – повторил он. – Это объективно так, ни от ума не зависит, ни от характера.

      – Главное, она сама расстроена, я же вижу, – снова вздохнула Лера. – Расстроена, подавлена.

      – Я с ней поговорю, – сказал Митя. – Не обещаю, что немедленно, но поговорю.

      – Я совсем не уверена, что ей нужно опять сойтись с Егоровым, – пожала плечами Лера.

      – А я и не об этом с ней говорить собираюсь.

      О чем он собирается с Аленкой говорить, Лера не спросила. Такие разговоры можно было предоставить на полное его усмотрение. Как, впрочем, и любые другие разговоры, и вообще все, что он считал нужным делать.

      – Что это за Гордей, кстати? – спросила она.

      Того, что Митя сказал об Аленке, достаточно. А о Гордее Пестереве ей необходимо знать побольше, раз с ним ведутся беседы за закрытыми дверями.

      – Оперный режиссер, – ответил Митя.

      – Не слышала про него.

      Лера была директором Ливневского театра уже двадцать лет. Она считала себя отчасти и завхозом, и психологом, и от общения с чиновниками избавляла Митю по мере своих возможностей, хотя эта мера становилась все меньше с каждым не годом уже, а месяцем. Но всем, что касалось музыки, Митя занимался сам, и его место в музыкальном мире было таково, что Лерина