Cut-черновик «Прочь с Земли!». Нина Запольская

у Шурочки на теле и на руках, которыми она закрывала голову.

      Муж Шурочки, красивый, молодой и сильно пьяный мужчина, вину свою не осознавал и громко кричал матерную непотребщину до тех пор, пока его не увели. И тогда Морозов присел на лавку возле Шурочки, чтобы утешить. Присел, да так и не смог больше от неё отойти. Он потом ещё долго представлял, как она, избитая, рыдающая, бежала по тёмным улицам к телефонной будке, чтобы вызвать милицию. Потому что мобильных телефонов раньше не было. И даже в квартирах не у всех были телефоны домашние.

      У Шурочки, например, домашнего телефона не было. Как и квартиры, впрочем, потому что они жили в семейном общежитии – длинный-длинный коридор, а по обе его стороны – тринадцатиметровые комнатки (на одну семью) без удобств. Удобства, – туалет с кабинками и большая общая кухня с газовыми плитами, – находились в конце этого широкого и гулкого коридора. Душевой не было. Мыться жильцы ходили по субботам в соседнюю баню, где им опять приходилось стоять в очереди.

      _______________________________________________________________________________

      Cut-сноска

      Эта история с ведром произошла с моей, теперь уже покойной, мамой. И когда она сидела в милиции, в отделение пришёл военный и принёс денежную купюру. Теперь уже не помню из маминого рассказа, какого достоинства была купюра. Но помню, что её принёс именно военный и что милиционеры хохотали над ним взахлёб.

      А маму в милиции направили в судебную экспертизу на «освидетельствование». И врач, который осматривал её побои, сказал ей в конце: «Неужели вы своему мужу простите такое?»

      _______________________________________________________________________________

      И вот теперь супруга сказала Морозову, что пришло время «прочь». Сказала и со значением посмотрела на него. Потому, что он ей давно обещал: когда она поймёт, что дальше так жить нельзя, надо будет сказать ему только одно слово – «прочь».

      Морозов хорошо помнил это, но промолчал, как всегда. Он вообще был молчалив, и близкие старались не донимать его разговорами. Что с писателя-фантаста возьмёшь? Он же всегда в творческом процессе, всегда погружён в обдумывание своих миров.

      Зато их сын Михаил переспросил, ещё не принимая слова матери:

      – Прочь? Ты уверена, мама?

      Как все мужчины-учёные, он был сосредоточен на своей работе, не слишком вникая в бытовые и психологические проблемы семьи. Морозов был убеждён, что сын даже не заметил увеличение пенсионного возраста в стране, не задумываясь ни о какой пенсии.

      – Да, сынок, пришло время. Теперь уже окончательно. Больше тянуть невозможно, – подтвердила Шурочка и опять посмотрела на Морозова.

      – Ну, – протянул Морозов и покосился на невестку. – Ты как, Галя?

      – Я согласна, Пётр Гаврилыч. Если все так считают, – ответила невестка и перевела взгляд на детей.

      – Да, мама, – сказала Леночка всё ещё гундявым от слёз голосом.

      – Конечно, мама! – с энтузиазмом откликнулся Борька: ему было интересно.

      – И потом, Гаврилыч, – опять заговорила