Последняя любовь Екатерины Великой. Наталья Павлищева

бросила лист подальше в ящичек. Очень хотелось, чтобы написал еще и еще раз… Но Ланской, видно, решил, что его совсем забыли, и не писал вовсе.

      Когда-то, еще до рождения Павла, разумный канцлер Бестужев сказал молодой Екатерине, имея в виду ее первого любовника Сергея Салтыкова: «Ваше Высочество, государи любить не должны».

      Может, был прав старик? Либо власть, либо любовь? Потому как от ее влюбленностей до сих пор ничего хорошего не выходило. И все же она любила…

      В душе Екатерины шла борьба между желанием отправить опального фаворита куда-нибудь вовсе далеко и послать того же Захара посмотреть, как он там. Ланской в Ораниенбауме был наказанием не только для самого Александра, но и для Екатерины.

      Она живо вспоминала, как однажды целую зиму ее супруг Петр Федорович, тогда еще великий князь, носился с проектом выстроить в Ораниенбауме дачу по принципу капуцинского монастыря и заставить весь свой двор, включая ее саму, жить по монастырским порядкам, то есть возить на кляче воду, провизию, одеваться в монашескую одежду. Екатерину не слишком пугала необходимость трудиться, она в отличие от своего супруга была к такой жизни подготовлена, но молодую великую княгиню коробило от дурости самой затеи.

      И вот теперь императрице стало казаться, что отправить Ланского в далекий, ненавистный ей Ораниенбаум затея столь же дурная. Нет, сам дворец там прекрасен, если бы не был связан с памятью о супруге! Рядом не было верного Потемкина, чтобы утешил, сказал ласковое, разумное слово, чтобы жизнь снова показалась интересной, а неприятности не стоящими внимания. А без Григория Александровича разлука с Сашей представлялась просто горем.

      Маялась Екатерина, маялся и Ланской…

      Может, знания Перекусихиной и остались бы при ней, но у Екатерины вдруг появился новый фаворит – Мордвинов. Он тоже был молод, хорош собой, прекрасно сложен. И не чета Ланскому – образован. Но в первый же день Мария Саввишна заметила, что в отличие от Саши Николай Семенович явно «играл любовь». Конечно, преклонение перед государыней было, но настоящего чувства – отнюдь. Стало горько от сознания, что любимую хозяйку просто используют, вернее, она подозревала, что новому фавориту и использование ни к чему. Просто оказался в фаворе, отказаться нельзя, вот и мается сердешный. И Екатерина тоже маялась, Перекусихина видела это лучше других. И месяца не прошло, как Ланского в Ораниенбаум отправила, а уж извелась вся.

      И верная Мария Саввишна не выдержала:

      – Ты меня, матушка, прости, но не дело ты с Александром Дмитриевичем сотворила.

      – Что еще?!

      – А того, что не для себя он те деньги брал.

      – Ты откуда знаешь? – подозрительно поинтересовалась Екатерина, но тут же фыркнула снова: – Ясно, не для себя! Небось какую красотку на них содержал!

      А в душе так хотелось, чтобы Перекусихина сказала, что родителям послал или еще кому из родственников. Даже решила разузнать, как его родственники живут,