Фотограф смерти. Екатерина Лесина

– Дарья. Прошу любить и жаловать.

      Дарья моргала, пытаясь привыкнуть к резкому свету.

      Изнутри бункер оказался огромным. Сколько бы он вместил? Тысячу? Две? Дашка не знала. Очертания его терялись в алых тенях, порожденных красным светом. Длинные ряды ламп уходили в темноту. Стены прятались за гобеленами маскировочной сетки, а на полу причудливым узором лежали старые ковры.

      – Добро пожаловать, – сказал кто-то, неразличимый пока. – Темка, я уж думала, что ты нас позабыл.

      Из-за сетки – она не укрывала стены, но разгораживала пространство на сегменты – вышла женщина в китайском халате с драконами. На голове ее возвышался парик по моде семнадцатого века.

      – Разве вас забудешь, Лидия Марковна? – Артем припал к ручке. – А где дядя Витя?

      – Ушел. Но обещал вернуться. – Голос у Лидии Марковны оказался сиплым, прокуренным. – А вы, девушка, чем увлекаетесь?

      – Трупами, – честно ответила Дашка.

      – Оригинально… – И Лидия Марковна гордо удалилась.

      Артем же потянул в глубь бункера.

      – Идем. Надо подождать.

      Дашка не сдвинулась с места. Хватит с нее. Поиграла в козу на веревочке. И Артем все правильно понял:

      – Дядя Витя знает всех более-менее талантливых людей в этом долбаном городе. Хобби у него такое: таланты собирать. И если наш неизвестный был спецом, как ты говоришь, то дядя Витя его вспомнит. Поэтому не капризничай. Будешь хорошо себя вести, куплю конфету.

      – Я тебе не подружка!

      – Ну да. Знакомьтесь, это Даша. Даша у нас бывший мент, который в новой жизни от старых привычек избавиться не может. Не дури, Дашунь. Я знаю, что делаю. Просто поверь. И пойдем.

      Дашка шла. Тени путались в сетях, иногда сети сменялись рисунками. Огромные люди со снопами на плечах. Трехгорбый верблюд и белая лошадь в наливных яблоках. Яблоки, упав, прорастали людьми.

      Красиво.

      – Это Лидии Марковны. На самом деле она физику преподает. А в сорок лет вдруг ощутила талант. И вот… применяет. А это, – Артем указал на мозаику из бутылочного стекла. – Егора. Он у нас политик. Ультраправый радикал.

      На темно-зеленом бархатистом фоне плыли звезды и спутники.

      – Слоны – Серегины. Лодка – Аньки. Анька у нас кораблями бредит. Смешно, да? Работать на птицефабрике и мечтать о кораблях?

      Не смешно.

      Белое море сливалось с белым небом. Желтая лента прочертила линию горизонта и свернулась клубком. Восходящее солнце отражалось в воде и на остром, как плавник касатки, парусе.

      Артем уже тянул дальше, в утробу бетонного кита.

      – Сюда. Садись. Или ложись. В общем, чувствуй себя как дома.

      За очередной завесой обнаружилась комната. Она была слишком обыкновенна для такого необыкновенного места. Скрипучая кровать, подушки горой, покрывало до земли, тахта, застеленная домотканым покрывалом, круглый стол, на столе – сервиз. Чашки и тарелки украшены портретами Ленина, и надпись по ободку вьется – «Слава КПСС!».

      Артем стянул ботинки и завалился на кровать, обрушив подушечную гору:

      – Появится