06'92. Павел Корнев

он несёт? «Идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, а уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям, – дело естественное». Сволочь перековавшаяся! У самого ряха скоро треснет, непонятно, как ещё в телевизор вмещается! Хлебнём мы с ним лиха, полной ложкой хлебнём!

      В коридоре задребезжал телефон, я вышел из кухни, снял с прикрученного к стене аппарата трубку и сказал:

      – Алё!

      – Серый, ты как – живой? – послышался голос Геры.

      – Почти, – вздохнул я. – Может, по пиву?

      – Сейчас подойду, решим.

      – Тару брать? – спросил я, глянув на трёхлитровую банку с наброшенной на неё авоськой.

      – Решим. Тут дельце небольшое нарисовалось. Надо кое с кем перетереть, а дальше уже видно будет.

      – Давай короче.

      Я опустил трубку на рычажки и на кухню к дядькиному ворчанию уже возвращаться не стал, пошёл в комнату одеваться. Увы, без валяния на земле вчера дело всё же не обошлось: рубашка и брюки оказались перепачканы в пыли; пришлось рыться в ящиках в поисках сменной одежды. Небо сегодня затянули тучки, а верхушки деревьев раскачивал ветер, так что свой выбор я остановил на тёмно-синих штанах свободного кроя с широкими красными лампасами и олимпийке, которую натянул прямо на голое тело. Тугая резинка штанов непривычно сильно сдавила в поясе, не пришлось даже подтягивать завязки, а вот вьетнамские кроссовки, пошитые не из кожзама, но вроде как даже из натуральной свиной кожи, сидели на ногах после кирзачей будто влитые.

      Наскоро рассовав по карманам ключи и мелочь, я предупредил дядю:

      – Пойду, прошвырнусь, – и захлопнул за собой лязгнувшую «английским» замком дверь.

      Лифт ждать не стал и по давней привычке спустился с восьмого этажа пешком, попутно полюбовался наскальным творчеством подрастающего поколения, но рисунки и надписи на местами осыпавшейся штукатурке за два года армейской службы никак принципиально не изменились. Пара почтовых ящиков внизу чернели копотью, у нескольких не закрывались гнутые крышки, и я без зазрения совести позаимствовал у кого-то из соседей сегодняшнюю газету.

      «Жильё 2000 – миф или реальность» – гласил заголовок передовицы; я фыркнул и вышел на улицу. На лавочке у подъезда увлечённо лузгали семечки двое парней, смотрели они во двор и меня заметили только после того, как один – смуглый и черноволосый – получил свёрнутой в трубочку газетой по макушке.

      – Ай, бля! – вскинулся короткостриженый татарчонок в футболке и спортивных штанах с тремя полосками. Он резко обернулся и сразу расплылся в улыбке. – О, Енот! Дембельнулся, что ли?

      – Привет, Санёк, – протянул я руку пареньку с вполне объяснимым прозвищем Татарин. – Самого-то не загребли ещё родине служить?

      – Не, в следующем году только призыв.

      Второй пацан, пошире в плечах и стриженный под расчёску, только с длинной чёлкой тоже поднялся на ноги.

      – Привет.

      Лицо с юношескими угрями на щеках оказалось незнакомым, но я поздоровался в ответ, а затем указал на