Голубое сало. Владимир Сорокин

Вот дела какие.

      Полозов медленно бредет к дому.

II

      Гостиная в доме Полозова; Виктор Николаевич сидит вкресле и курит сигару; подле него – китайский чайный столик, накрытый на двоих; с краю стоит графин с водкой. Входит Антон с тарелкой соленых огурцов.

      АНТОН. Вот, батюшка, все, что есть. А каперцы у нас еще на Крещенье кончились. Какие уж тут каперцы, коли скоро хлеба купить не на что будет.

      ПОЛОЗОВ. Ступай.

      АНТОН (ставит огурцы на столик, прижимает руки к груди). Батюшка барин, помилосердствуйте! Что же вы такое с собой творите?

      ПОЛОЗОВ. Ступай.

      АНТОН. У меня сердце кровью обливается, глядючи! Я же вас с пеленочек знаю! Как же так, Господи Иисусе Христе! Почто вы себя эдак губить изволите-с?

      ПОЛОЗОВ. Ступай!

      АНТОН. Да иду, иду уж. Господи! Пропадем ни за грош… (Выходит.)

      В полуоткрытое окно просовывается трость и открывает его. Показывается голова Штанге.

      ШТАНГЕ. Виктор Николаич, мамочка, приветствую! У тебя, брат, ворота настежь! Сразу видать широкую натуру! Ты прости, мамочка, я уж через окно, по-флибустьерски! (Влезает вокно; на нем нанкова я тройка, белая шляпа, вруках трость и кулек с бутылкой мадеры.) Ну, здравствуй, мамочка!

      Полозов, не вставая, подает ему руку.

      ШТАНГЕ. Что это ты – чай огурцами закусываешь? (Замечает графин с водкой.) А, pardon, водка! Прелестно! А я к тебе тоже с питейным трофеем! (Ставит на стол бутылку мадеры.) Ein Geschenk, mein lieber Freund! Крымскую мадеру я предпочитаю испанской. Ты один?

      ПОЛОЗОВ. Один.

      ШТАНГЕ. Что такой пасмурный? Случилось что?

      ПОЛОЗОВ. Аттис умер.

      ШТАНГЕ. Издох? Ай-яй-яй. Жаль. Славный пес был. Помнишь, как по осени тогда? Ату, ату! Жаль, черт возьми. Искренне жаль. (Садится.) Угости-ка, брат, сигаркой.

      Полозов молча открывает пустую коробку из-под сигар, показывает ему.

      ШТАНГЕ. Вышли все? Черт с ними. (Оживленно.) Ну, мамочка моя, я тебе доложу – Крым весной, это такое безэ, такая прелесть! Мы по глупости туда все осенью да зимой норовим, а весной здесь родную грязь месим. А ты съезди в Ялту в апреле – другим индивидуумом вернешься. Чудо, просто чудо. Все цветет, тепло, сухо, воздух специально для наших бронхов. По набережной дамы прогуливаются. И весьма недурственные.

      Полозов молча смотрит на Штанге.

      ШТАНГЕ. Что?

      ПОЛОЗОВ. Ничего. (Пауза.)

      ШТАНГЕ. Я глупости говорю?

      Полозов молча курит.

      Давай водки выпьем. (Наполняет рюмки.) Крымский воздух. Опьяняет и оглупляет. Там все как-то мягко, красиво. Иногда даже – приторно. Я не любитель десерта, ты знаешь, но в Крыму вдруг начинаю играть этакого метафизического сладкоежку. Гипероптимиста с позитивистским флером. И поверь – нахожу в этом удовольствие. Prosit! (Выпивает.) А вернешься к родным осинам, опять тоска наваливается, да все это вместе – грязь, гадость и скука. Впряжешься в работу – и вперед, птица-тройка! (Пауза.) Что ты так смотришь? Я околесицу несу? (Усмехается.) Завтра мне директора банка резать. Представляешь, мамочка, банкир и вдруг – грыжа! С чего бы это у банкира грыжа? Что он – на ассигнациях надорвался?

      ПОЛОЗОВ