2054: Код Путина. Александр Рар

спутники появятся.

      Орехов вытер платком пот со лба. Угораздило же его потерять где-то темные очки. Палящее полуденное солнце становилось невыносимым. Столь же невыносимым, как и невозмутимое спокойствие Ревэ по отношению к террору в Берлине. Орехов прикусил язык и ничего не ответил. Собственно говоря, он считал, что Штатам следовало заставить Советский Союз уйти из Восточной Европы и из Восточной Азии, пустив в ход «мать всех бомб». Но произнести сейчас это вслух в такой обстановке было бы совсем не к месту. Орехов недоверчиво наблюдал за Ревэ. Он давно уже подозревал, что французский лидер генерал Шарль де Голль, невзирая на противостояние в холодной войне, симпатизировал Советскому Союзу. Франция не хотела американского превосходства в Европе, надеясь на взаимопонимание с восточным исполином.

      Спустя некоторое время им открылся потрясающий вид на горный массив Испанских Пиренеев. Только Ревэ пошел на обгон, как ему пришлось резко затормозить – навстречу неожиданно выскочил белый кабриолет. На горизонте появилась горная крепость.

      – Вечерняя встреча состоится там – в Форт Беар, – объявил Ревэ и добавил: – Чтобы это не явилось для вас неожиданностью: знаменитый Жан Кокто примет участие в беседе. – От неожиданности Орехов чуть не поперхнулся. Это имя пробудило в нем смутное предчувствие.

      Кокто был одним из самых знаменитых французов своего времени, писатель и художник, ему сейчас было за семьдесят. Для Орехова мировосприятие Кокто было чужим миром, далеким от его собственного добровольно выбранного, изолированного эмигрантского существования. Орехов отвергал ассимиляцию с доминирующей французской культурой, оставался русским, читал исключительно русскую эмигрантскую литературу, общался только с единомышленниками, а выходные проводил в русской православной церкви на рю Дарю в Париже или на авеню де Фре в Брюсселе.

      В душе, однако, Орехов завидовал признанию, которым пользовался этот бонвиван, эта икона бисексуальной культуры, которая объявила кампанию против гомофобии во Франции. Литературный корифей был своим человеком в русских дворянских салонах в Париже, куда самому Орехову вход был заказан. К тому же Кокто называл знаменитого русского композитора Игоря Стравинского своим другом и поддерживал отношения с авангардистским балетом. Произведения самого Кокто ставились в Америке, а его фильмы выигрывали все премии. Тщеславный художник охотно хвастал своим состоянием. Орехов испытывал почти физические страдания от того, что этому хлыщу удалось еще и соблазнить русскую красавицу и икону моды Наталью Палей, принцессу из дома Романовых, которую обожала вся диаспора.

      Орехов закрыл глаза и попытался точно вспомнить их встречу. Очевидно, это было лет за десять до начала войны. Он никогда не забудет тот дождливый день, его парижскую мансарду в старом доме. Капли неумолимо барабанили по крыше. Франция, как и вся Европа, оказалась едва ли не в самом чудовищном экономическом кризисе за всю свою историю. Нью-Йоркский