Костяные часы. Дэвид Митчелл

закуривает, передает пачку нам.

      – Любовь – это анестезия, применяемая Природой для деторождения.

      Нечто подобное я уже где-то слышал. Четвинд-Питт стряхивает пепел на поднос.

      – Может быть, ты, Лэм, дашь определение получше?

      Я слежу, как худенькая официантка смешивает заказанную Четвинд-Питтом «Мочу инопланетянина».

      – Меня не спрашивай. Я никогда не был влюблен.

      – Да неужели? Бедный ягненочек! – издевательски вздыхает Четвинд-Питт.

      – Глупости, – говорит Куинн. – Ты же менял подружек одну за другой.

      Память тут же услужливо подсовывает мне фотографию аппетитной мамочки Фицсиммонса.

      – Да, анатомические познания у меня имеются, но эмоционально женщины для меня – Бермудский треугольник. Любовь, тот самый наркотик, о котором упоминал Руфус, благодать, которой так жаждет наш Олли, извечный мотив и так далее… У меня к этому абсолютный иммунитет. Мне неведома любовь к женщине. И к мужчине тоже, между прочим.

      – Ну ты загнул, – тянет Четвинд-Питт.

      – Но это же чистая правда! Я действительно никогда и ни в кого не был влюблен. И мне это нисколько не мешает жить. Живут же дальтоники, не отличая синего от пурпурного.

      – Тебе просто до сих пор не встретилась подходящая девушка, – заявляет Куинн, наш юродивый.

      – Или, наоборот, тебе встречалось слишком много подходящих девушек, – предполагает Фицсиммонс.

      Я с наслаждением вдыхаю мускатный аромат глинтвейна.

      – Люди – ходячие скопища желаний. Им хочется еды, воды, жилья, тепла, секса, общения, статуса, родичей и соплеменников, удовольствий, власти, целей и устремлений и так далее, вплоть до шоколадно-коричневого унитаза. Любовь – один из способов удовлетворить некоторые из этих желаний. Однако любовь – не только наркотик, но и наркодилер. Любовь требует ответной любви, правда, Олли? Она и действует как наркотик: сперва все чудесно, человек чувствует себя на подъеме, и я завидую таким счастливчикам. Но потом возникают неприятные побочные эффекты – ревность, приступы безудержного гнева, уныние, – и я, глядя на это, думаю: нет уж, увольте. В Елизаветинскую эпоху любовь приравнивали к безумию. Буддисты полагают любовь капризным шалуном на пикнике умиротворенного разума. А вот…

      – А вот и «Моча инопланетянина»! – Четвинд-Питт, осклабившись, глядит на худенькую официантку с подносом, на котором стоит высокий стакан с пойлом дынно-зеленого цвета. – J’espère que ce sera aussi bon que vos Angel Tits[36].

      – Les boissons pour ces messieurs[37].

      Тонкие ненакрашенные губы, слово «messieurs» облачено в сарказм. Впрочем, она тут же уходит.

      Четвинд-Питт фыркает:

      – Ну прямо Мисс Харизма образца тысяча девятьсот девяносто первого года.

      Все чокаются, а я незаметно прячу перчатку за цветочный горшок.

      – По-моему, она не заценила твое остроумие, – говорю я Четвинд-Питту. – Кстати, как тебе «Моча инопланетянина»?

      Он отпивает бледно-зеленую вязкую жижу:

      – В точности соответствует названию.

      Туристические магазинчики

36

Надеюсь, это так же очаровательно, как ваши ангельские перси (фр.).

37

Напитки для господ (фр.).