Нечаянные откровения. Борис Соколов

Рядом лежит разгадка того, почему с таким азартом и жёлчной иронией трактуется а иных статьях именно фигура Чехова… Им неуютно под его пристальным взглядом из-под пенсне. Да и за что в самом деле любить его: не за это же печальное пророчество:

      “Под флагом науки, искусства и угнетаемого свободомыслия у нас на Руси будут царить такие жабы и крокодилы, каких не знала даже Испания во времена инквизиции. Вот вы увидите! Узкость, большие претензии, чрезмерное самолюбие и полное отсутствие литературной и общественной совести сделают своё дело.”»

      Это и в самом деле так и не услышанное по-настоящему чеховское пророчество, которому больше века.

      Почти четверть века прошло со времени, когда, призвав на помощь классика, опубликовал своё предупреждение Лакшин. Но из литературы, из театра, из кино не только не исчезли «жабы и крокодилы» – они прекрасно размножаются! И мало того, что не знают они никакого удержу – славное наше государство почему-то ещё и продолжает их… подкармливать!

      13.07

      С точки зрения чисто человеческой, Антон Чехов – это совершеннейший образец породы, я бы сказал, этакий эталон человека разумного. Станешь сравнивать его с некоторыми, пришедшими позднее, замечательными творческими личностями – становится грустно. Некоторые из них – яркие примеры гипертрофированного внимания к себе любимым, примеры какого-то, можно сказать, фатального отсутствия самоиронии по контрасту с наличием завышенной самооценки – если не сказать гордыни. Таковы, например, Пастернак, Ахматова, Цветаева…

      Думаю, причина кроется в воспитании. Антон – продукт сурового трудового (по-крестьянски) воспитания в отличие от городского, интеллигентского (для Пастернака, Цветаевой).

      Да, собственно, весь так называемый серебряный век – это в сущности творчество горожан, жителей двух столиц, возросших в невообразимой смеси достоинств и пороков городской цивилизации. Редкие исключения, вроде Есенина, лишь подчёркивают различия в истоках творчества.

      25.07

      Недаром Чехов получил серьёзное образование и навыки, направленные на лечение плоти человеческой. Но он поднялся и над этим, став истинным врачевателем духа. В зрелом творчестве своём он действовал как хирург, удаляющий опасную хворь. А прекраснодушные народники не уставали клевать писателя за безыдейность, индифферентность к судьбе народа.

      Когда стало известно, что Чехов уехал на Сахалин, с комфортом обитающие в столицах всякие там буренины и ежовы принялись всячески иронизировать над писателем, который, мол, «там вдохновения искал».

      Успешные борзописцы ёрничали над тем Человеком, которому они не годились в подмётки, истираемые им в течение трёх месяцев на суровой сахалинской земле. Они ни на йоту не могли прочувствовать, понять хотя бы одну, совсем простую вещь: что пришлось пережить ему даже ещё до Сахалина – на долгом пути к острову по сибирскому тракту.

      В период запаздывающей весны – где с заморозками, где со льдом и снегом, где с холодным дождём и разливами рек