Из зеркала выйду…. Татьяна Реброва

нам лететь в легендах голи

      Орлом двуглавым – форты, дроли

      По неразменному рублю.

      В крученье фиг, столов и полек,

      Что ни эпоха – мифоголик,

      Один и тот же вещий сон…

      И всё ж во время,

                                  испокон

      Времён из вен земных племён

      Истёкшее

                                  и в остальное

      Не к ночи будь помянут он

      Иль я, под платье кружевное

      Запрятавшая стих и стон.

      Секретный пассажир

      Как угли отгоревшего костра,

      Века не обожгут,

                                  и мародёры

      Истории срывают лабрадоры —

      Бессонные, с мистической окраской

      Каменья ночи с мёртвой Амен Ра.

      Ей и живой дарили их с опаской.

      Чужую всем, в чьи земли продадут

      Братве по духу, скареды, торговцы,

      Альфонсы, плебс – и замертво падут

      У пирамид, как жертвенные овцы.

      О, бедная принцесса Амен Ра!

      Мы каждая о собственном Египте.

      И наши слёзы цвета серебра

      Бесценной мишурой на манускрипте.

       И скрипнет иероглиф, как кровать.

       Ну хоть все морионы с шеи ссыпьте

       Себе в кошли, не вам расшифровать,

      Зачем нарядной ночью,

                                  словно пряник,

      Я детский сон жую, и заурядный

      В своём великолепии на дно

      Идёт со мной – иного не дано —

      Сработанный мужчинами «Титаник».

      «О, звёзды! Вы нам родственны по плоти…»

      О, звёзды!

                    Вы нам родственны по плоти.

      Как партитуру перед Паваротти,

      Вы перед нами держите листок

      С перипетиями судьбы, её заданьем.

      Так значит, и по духу, и сознаньем

      Нам родственен божественный ваш ток.

      Русская тоска

      Свет месяца,

                                   что в небе стыл,

      И тот в оркестре сфер,

                                   но смирный

      На вид мужик и не простил

      Благой безличности всемирной.

      Он тосковал.

                                   Он все мешки

      Перетряхнул, он чуть не плакал

      И к щепке три сухих кишки,

      Вдруг прикрепив, на них забрякал.

      И демоническая сила

      Стихийной мировой тоски

      Уж месяц под косой носила

      И обжигала им виски.

      Он думал, будет легче, если

      Не музыка, а инструмент,

      Не ветер бездны, а момент

      И мой конкретный образ в кресле.

      Да толку, что обжёг он пальцы,

      Срывая два иль три цветка

      Не с папоротников купальских,

      А с черни моего платка.

      Всё было вроде без утайки —

      Он видел всё, что видеть мог.

      И всё же чем-то вроде пайки

      Простор валяется у ног.

      И он дурит на балалайке,

      Когда не чинит свой сапог.

      «Не