Любимый город. Васа Солому Ксантаки

энергией влаги. Полагаю, что Средиземноморье не дало мне дышать полной грудью, до такой степени, чтобы чувствовать дыхание лесных зверей и деревьев, дремлющих под покровом самой тишины. Зима холодна и сурова. Во сне я осознаю положение вещей, и нечто теплое успокаивает мое сердце. О, здесь я прочувствовала муку: нет большего холода, чем тот, который не связан с зимой.

      Друг мой, Андрей, ты меня удивил. И хотя судьба свела нас, сделав жителями одного города, и мы даже стали друзьями по убеждениям, впервые ты спрашиваешь меня о моем отце.

      Ты ничего не знал о его жестоком убийстве во время последней войны. И вот, мне потребовалось оказаться на краю мира, спустя почти полвека, оторванной от всех и вся, чтобы получить от поэта – разве можно дождаться такого вопроса от политика? – столь отважный вопрос: «Что же случилось с твоим отцом?». Для меня это слишком горький вопрос, и я всегда его избегала: со своими товарищами-социалистами, ведь я сама – социалистка, причем убежденная социалистка, и мне не хотелось ставить их в трудное положение. А фанатично настроенным правым я не хотела давать повода для обсуждений и грубых спекуляций. Я до последнего верила, что кто-нибудь из передовой интеллигенции, друзья или родственники, самостоятельно докопались бы до истины, ведь мой отец придерживался демократичных взглядов и состоял в движении сопротивления3, а в итоге – его замучили его же товарищи, возмущенные его внутренней свободой. В общем, конечно, я зря ждала, что его найдут. Убийство было и остается своего рода торпедой, выпущенной по арсеналу всех оппортунистов от политики. И никто не потрудился почтить правду, ранящую правду, и только потому, что для этого требуются усилия.

      Я отвечу на твой вопрос. Когда-нибудь я заговорила бы об этом сама. Я расскажу об этом сама, чтобы облегчить душу. Чтобы вытащить все это из себя, эту лихорадку, мучавшую меня всю мою жизнь. Ты мог бы сказать мне: ты только сейчас вспомнила об этом? В этом далеком Мурманске? Нет, это не я вспомнила, а сама история. Просто потому, что для оплаты больших долгов, как кажется, требуется много времени. И если когда-нибудь у меня получится, по-своему, пролить свет на эту трагедию, которая, на самом деле, является не частной трагедией одной семьи, а драмой целого народа4, то все силы, весь хлеб, мною съеденный во время скитаний по миру, будет оплачен если не сполна, то хотя бы наполовину.

      А если опять ничего не прояснится, то значит, у каких-то вещей своя судьба, которой, быть может, суждено оставаться во мраке.

      Я немного говорила со своей семьей об этом путешествии, которое, впрочем, продлится долгое время. Можно подумать, что я погрузилась в некую новую философию, или, лучше сказать, в некое духовное, неизвестное мне, таинство. Пока я не знаю, какова моя роль в ней. Наверное, это станет понятно по пути.

      Думаю о тебе: услышь меня, и, когда я пишу и когда – нет.

Сильва Эммануил.

      Мурманск, зима 1991 г.

      Дорогой Андрей,

      …и хотя ты еще не получил моего предыдущего письма, я сразу села за новое.

      Оно, естественно,

3

Автор имеет в виду антифашистское Сопротивление. Обычно Греческое сопротивление (греч. Ελληνική Επανάσταση) – восстание греческого населения Балканского полуострова против турецкого владычества в 1821– 1830 гг. Завершилось созданием Греческого государства.

4

Гражданская война в Греции (1946–1949) – вооруженный конфликт между греческими коммунистами и роялистами.