Египетский дом. Алла Дубровская

только о себе. Это единственная волнующая их тема. Бывают, правда, варианты. Попадаются редкие исключения, которые все же спрашивают, как живешь, как твои дела, но только для того, чтобы незамедлительно переключиться на пересказ дел своих. Другой вариант – тебя вообще не спрашивают. Вопросительная интонация таким людям в принципе не свойственна. В этой группе пока побеждает мамина приятельница из Бруклина, которая умудряется любую тему – от невинного прогноза погоды до ядерных испытаний в Северной Корее – подчинить работе своего кишечника. Мне почему–то всегда неловко говорить о себе, но что–то все–таки сказать придется. Мы с мамой живем в Бронксе. Был с нами и папа. Был, да умер. Переезд из Питера в Бронкс дался ему с трудом. Наверное, его эстетическим чувствам был нанесен непоправимый ущерб, который он так и не смог восполнить. Кто бывал в Бронксе, поймет, о чем я говорю. Они с мамой тридцать лет выступали в Ленинградской областной филармонии. Мама исполняла романсы, папа аккомпанировал на фортепьяно. Она и теперь нет–нет да и запоет: «Летит, летит по небу клин усталый» или «Отцвели уж давно хризантемы в саду», но тут же начинают стучать соседи сверху, и мама смущенно замолкает. Иногда ее приглашают спеть в доме для престарелых. Выступать там она не любит, хотя всегда возвращается с роскошным букетом. Видимо, в ряду слушателей ей видится «промежуток малый», как «будущее место» для нее. Про себя могу только сказать, что школу я заканчивала тоже здесь, в Бронксе. Не вдаваясь в подробности, замечу, что было это не так уж и страшно. С кое–какими ребятами я дружу до сих пор. Все стремятся отсюда уехать, а я не могу, не оставлять же маму. Здесь хоть кто–то говорит по–русски. Переехать в Бруклин она категорически отказывается. Помню, кто–то из моих наивных друзей–американцев радостно сообщил ей, что ездил в «Маленькую Рашу» на Брайтоне и увидел настоящих русских. У мамы вытянулось лицо, когда я ей это перевела. «Да я сама таких русских не видела, когда в Петербурге жила. Откуда они только понаехали?» – с каким–то несвойственным ей вызовом передернула плечами мама, но попросила перевести что–нибудь вежливое. Короче, мы так и живем в Бронксе. Здесь же я закончила муниципальный колледж. Это что–то наподобие техникума, то есть для совсем неперспективных. Скажем так. Пытаюсь вспомнить, чему я там научилась. Быстро печатать, кажется. Это все. Перед самым окончанием мисс Отиз стала нас готовить к интервью. «Забудьте о джинсах, – первым делом сказала она, похлопывая накладными ресницами. Густые ресницы такой длины носят только в Бронксе. Настоящие нагуталиненные зубные щетки. – Мальчикам – белая рубашка, галстук. Девочкам – тонкие колготки под юбки. Всем – пиджаки». Ну и еще пара таких же деловых советов. И все же я обязана кое–чем этой мисс Отиз. Она позвонила мне уже после окончания колледжа и предложила зайти к ней поболтать по старой дружбе. Дружбы не было никакой, но такими предложениями не разбрасываются. Мы начали с ритуальных взаимных комплиментов, от которых перешли к вопросам, вернее, спрашивала