Заповедное изведанное. Дмитрий Чёрный

«вот и лето прошло, словно и не бывало…»

      вот только не надо этой пораженческой философии, фатализма не надо! «как лист пятипалый» – прямо в ухо весть легла мне, гонит меня весть трагическая. успею даже по платформе на велосипеде проехать к первым вагонам. что-то там пассажиры вычисляют, выбегают – от кондуктора перебегают, конечно же, но у меня на это времени нет. втаскиваю в тамбур велосипед и гляжу в окна двери, подгоняя пейзаж, который так спокойно проезжал в обратном направлении…

      – У вас за проезд? – полный парнишка-кондуктор вошёл в тамбур и недоверчиво заглянул.

      – Мне только до следующей… У меня кот там погиб, вот вызвали.

      – Ну… Если до следующей… Но я проверю.

      – Не обману.

      взглядом сказал больше, чем словом. еду взаймы и подгоняю поезд навязчивым мотивом из песни Ротару, в недобрый час прилипшей. важные, важные километры – всё ускоренно. через рельсы, вперёд всех пассажиров, соблюдая вежливость и этим усиливая сиротливость свою. пристанционные прогулочные отроческие дорожки – теперь слишком длинными кажутся, пролетаю их на уже сбивающемся одном дыхании за три минуты. и на улице Белинского родимой вижу маму, а она меня пока не видит, всматривается, рядом стоит соседка Галина Павловна, молодец, не оставила в трудный час.

      мама накрыла котейку листом лопуха – так что я и не заметил, проезжая. подходим вместе, открываем. открытые любимые глаза светло-зелёные, даже зрачки не расширены – в один миг был сбит. ничего не сломано, не повреждено. просто наподдал неведомый незнакомец своим бампером – и вот он на обочине, в траве, удивлённо-неподвижен. а лежит уж сутки-то точно. маме казалось-надеялось сперва, что, может, живой? просто повреждён?.. настолько живые глаза… как же так – ну, стоили все эти кошки, эти загулы такой беспощадной последней фотографии? щекой уже прилежался к земле, но погиб точно после дождей, сухой, лишь агенты земли жуки выели кое-где чёрную шерсть.

      санитарная неприязнь к неживому, даже родному – запах, чужой, предательский дух разложения. от шёрстки, столько раз перецелованной, от обласканной благородной фигурки… бегу домой за подходящей коробкой, перчатками и лопатой – безжалостный, с померкшим летом в глазах. в перчатках резиновых берём, загружаем, несу дорогой груз. соседка-бабуська галпАлна и тут сопровождает. говорит, думала – ваш, не ваш? да и сами как могли не заметить в середине улицы? правда, я приехал вчера в темноте… мимо прошёл, а он уже тут лежал… если б утром поехал в эту сторону, то одного проворота педали хватило б, чтоб найти и дальше уже никуда не ехать. но детство и лето отсрочку дало – на день…

      как же ты полегчал, дуралей же ты мой, дуралей!.. мало ел последнюю неделю, но мама накормила курицей в последний раз до отвала. и вот погиб, в ходе любовной войны, сентиментальной неразберихи – ведь задумался же о своей временной избраннице, не испугался даже, не ждал такого удара от людей, когда шёл тут, как хозяин улицы… несём на край поля