Это мужской мир, подруга!. Татьяна Веденская

раз я пыталась описать омерзительное поведение Мудвина в словах, и в третий раз это у меня получалось плохо.

      – А вы соответствуете? – с сомнением посмотрел на меня следователь. Ни я, ни моя история ему решительно не нравились, и он не считал нужным этого скрывать. Я, честно говоря, уже и сама не рада была, что приперлась сюда, пройдя через все дурацкие формальности, заполнив какие-то талоны, всем по пять раз объяснив, кем я работаю, чем занимаюсь, какой у меня начальник и что, собственно, произошло. Я представляла себе все несколько иначе, когда вылетела из мудвинского кабинета, полная возмущения и ярости. В тот момент я не понимала, что, если оставить все так, как есть, было бы лучше. Только вот... кому лучше? Точно не мне. Мудвину? Еще один мужчина в моем личном черном списке, еще одно посягательство на мою свободу.

      – Я уверена, что абсолютно ничем не отличаюсь от других сотрудников нашей компании.

      – Значит, вы считаете, что он все это делал, чтобы насильно принудить вас к действиям сексуального характера? – еще скучнее произнес он.

      – Да, именно так, – кивнула я.

      Он помолчал, что-то рисуя у себя на листке, потом снова вынырнул из своего сонного дрейфа и спросил меня:

      – Кто-нибудь может это все подтвердить?

      – Ну, как же может, если никто этого не видел! – Я начинала злиться.

      – То есть это только ваши слова?

      – Это не только мои слова. Это и моя щека, по которой этот подлец меня ударил, – почти крикнула я.

      Следователь поморщился и спросил:

      – Вы ходили к врачу?

      – Зачем? – вылупилась на него я.

      – Определить ущерб.

      – Какой ущерб?

      – Физический, – вздохнул он и снова что-то приписал в бумаге. След от пощечины, к сожалению или к счастью, со щеки уже исчез. Я начала жалеть, что Мудвин не поставил мне настоящего синяка. По крайней мере, тогда не было бы никаких вопросов. Хотя о чем я, все равно бы были. Омерзительный мужлан в прокуренном кабинете на пятом этаже этой следственной богадельни был совершенно уверен, что я сама во всем виновата и ничего такого, о чем я тут битый час рассказываю, не было. За те шестьдесят минут, что я сидела напротив него и отмахивалась от клубов вонючего сигаретного дыма (интересно, что он такое курит? Это надо запретить к продаже, как ядовитое вещество), я успела заметить, что у представителя органов правопорядка свое мнение и своя версия относительно происходящего.

      – Я лично заявление у вас не принять не могу, но вы должны понимать, что шансов тут немного, – кисло процедил он.

      – А что же нужно, чтобы шансы появились? Чтобы он меня на самом деле изнасиловал? Прийти избитой, в порванной одежде, тогда это будет серьезно?

      – Вы, гражданка, успокойтесь. Не нервничайте, – фыркнул он и подсунул мне под нос исписанную убористым почерком бумагу. – Здесь вот подпишите.

      – А что это?

      – Ваше заявление. Хотите – прочтите, – пожал плечами он.

      Я с интересом погрузилась в сухой текст. Из текста следовало, что такого-то числа июня месяца в восемнадцать часов тридцать минут по московскому времени