Далекий мой, единственный.... Татьяна Алюшина

подумал Илья. – Да что же это такое?! С чего бы это?»

      За последние недели он потерял интерес ко всему, наверное, и к самой жизни, и как бы ни возмущался сейчас, обманывая себя, Илья знал, когда и почему это началось.

      Ну конечно, знал!

      – Ладно! – решительно заявил он самому себе и хлопнул ладонями по столу. – Раз пошла такая песня…

      Резко поднялся, собрал документы со стола, некоторые положил в портфель, остальные сунул в сейф, надел пальто, взял портфель и вышел в приемную.

      – Оля, – требовательно обратился он к молоденькой секретарше, – отмените все встречи на сегодня. Меня ни для кого нет!

      – Илья Андреевич! – перепугалась секретарша. – У вас сегодня встреча в министерстве!

      «Да пошло оно!» – подумал с раздражением Илья, но решил секретаршу не пугать своими настроениями.

      – Найди Колобова, пусть он съездит! А лучше пусть договорится перенести встречу.

      – Вас по мобильному искать?

      – Нет, меня никак не искать!

      – Но как же?.. – лепетала все-таки перепугавшаяся Оля.

      «А никак!» – мысленно ответил ей Илья, выходя из приемной.

      Очутившись в квартире, Илья бросил на столик в прихожей портфель, снял ботинки, пальто и пошел в кухню, по дороге стянув с себя пиджак, галстук и не глядя кинув их на стул. Достал из холодильника бутылку минеральной воды, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка и, посмотрев в окно, спросил у себя, а может, у кого-то еще:

      – Чего ж так хреново-то, а?

      Да знал он чего! Знал!

      И от этого ему становилось совсем муторно на душе.

      Юлька! Маленький замечательный Рыжик!

      Илья поставил бутылку с водой на стол, прошел в гостиную, лег на диван и посмотрел в потолок. Он подумал, что уже много лет, когда вспоминает о ней, чувствует себя виноватым. Это чувство стало привычным, неизменным, похожим на застарелую хроническую неизлечимую болезнь. Вот не должен человек жить с постоянным ощущением вины! У нас сильнейший инстинкт самосохранения, который притупляет, а потом и вовсе выключает это чувство, заменяя его сначала робкими попытками самооправдания, постепенно насыщая оправдание аргументами и уверенностью в своей правоте и победным аккордом уничтожая в уме остатки любого обвинения себя. Длительное чувство самообвинения разрушительно для психики, и любой человек рано или поздно найдет себе оправдание, чтобы не сойти с ума.

      Только вот у Ильи не получалось оправдать себя.

      Он вспомнил, как увидел ее первый раз.

      Она смотрела на него, замерев, как под гипнозом, расширившимися от восторга голубыми глазищами. С остановившейся на полдороге ко рту ложки в ее руке капли падали назад в тарелку, обдавая Юлькину футболку брызгами.

      Илья влюбился в эту девочку сразу, как в родную младшую сестренку, как влюбляемся мы в маленьких детей по необъяснимым нам причинам, совпадая с ними в чем-то подсознательно.

      Какая же она тогда была очаровательная! Маленький рыжий чертенок, ни минуты не сидевший на месте, живая, как ртуть.