Звездная тень. Сергей Лукьяненко

ля великанов или порождением больной фантазии помешанного на гольфе миллиардера.

      Впрочем, здесь деньги не в ходу.

      Лицо саднило, словно какой-то невидимый садист тер изнутри кожу наждаком. Поскольку так оно и было, я старался не обращать внимания на боль.

      На зеленой ладони космодрома в хаотическом беспорядке торчали маленькие серебристые кораблики. Недавно я уже стоял здесь, но тогда мое одурманенное сознание не могло оценить зрелище с точки зрения землянина. А теперь… теперь я умножал боевую мощь каждого корабля на их общее количество, потом – на предполагаемое число космодромов планеты, добавлял неизвестные – те корабли, что были в космосе или на планетах Друзей, а также крейсера, которые вообще не покидают орбит. Результат, конечно, получался весьма приблизительный. С разбросом в целый порядок.

      Но какая разница, что упадет на голову – тонна кирпича или десять тонн?

      Покусывая травинку, я откинулся на спину. Посмотрел в небо. Что может быть более неизменным в любом мире и в любое время? Лежать, чувствуя кислый сок на губах, чувствовать, как засасывает, тянет бесконечное небо… Как переворачивается мир, и вот уже не ты валяешься на спине, расслабленный и ленивый, прищуренно вглядывающийся в бездну, а вся планета лежит на твоих плечах, и ты держишь её над небом. Последний и единственный атлант…

      Травяной сок был горьким и едким, его родила чужая земля. А небо покрывала узорная вязь облаков-для-приятно-прохладной-погоды. Сквозь такую решетку не упадешь.

      Не мне держать этот мир на плечах.

      Я повернул голову, заставляя планету лечь мне под ноги. Посмотрел на неподвижное тело, лежащее рядом. Мужчина был жив, но сознание к нему вернется не скоро.

      – Куалькуа, ты закончил? – вслух спросил я.

      Да. Ваши лица и кожный покров идентичны,– беззвучным шепотом отозвался симбионт.

      – Спасибо.

      Мимикрировать фигуру?

      Мужчина был и плотнее, и выше меня. Маскировка не помешала бы. Но сама мысль о новой боли, которую принесет перестройка тела, вызвала легкую панику.

      – Не надо.

      Присев на корточки, я начал стягивать с чужака одежду. Хорошо, что здесь предпочитают свободный покрой.

      – Как думаешь, прорвемся? – спросил я существо, жившее в моем теле.

      Возможно.

      У куалькуа нет ни деликатности, ни страха смерти. Последнее время мне это стало нравиться.

      Облачившись в одежду чужака, я встал во весь рост. В полукилометре виднелись низкие здания без окон. Ангары? Ремонтные мастерские? Заправочные базы?

      – Может быть, корабль Римера еще не уничтожен? – риторически спросил я. – Хорошо бы вернуться на нем…

      Куалькуа не ответил, но, странное дело, мне показалось, что я уловил отзвук его эмоций. Легкая ирония, симпатия и одобрение.

      Возможно ли, чтобы существа, используемые как живые механизмы, как броня и устройства наведения торпед, настолько сроднились с техникой? Возможно ли, что сентиментальность в отношении корабля стала для них редким достоинством?

      – Пора домой, – сказал я.

      Тому, у кого он есть…

      – А вы…

      Когда-то наша раса не согласилась с решениями Конклава. Мы взбунтовались. У нас была планета. Теперь там пыль.

      Я молчал, глядя на зелень космодрома.

      Иди, Петр. Тебе есть куда возвращаться.

      – Надеюсь, – сказал я. – Надеюсь.

      Часть первая

      Земля

      Глава 1

      Красно-фиолетовая эскадра Алари. Сотня кораблей, патрулирующих границы Галактического Конклава.

      Сквозь корпус, ставший прозрачным, я смотрел на рассыпанные в небе блестки. Стоило остановить взгляд на каком-то корабле, как его изображение увеличивалось. Хорошая технология у Геометров.

      Но разве в ней дело?

      Есть в мире вещи посильнее оружия – воля, сила духа, уверенность в своей правоте, сплоченность. Что может противопоставить Конклав цивилизации Геометров? Дрязги и раздоры, глухое недовольство Слабых рас, самоуспокоенность и пресыщенность Сильных. Все шаткое равновесие рухнет в один миг. А если еще постараются регрессоры…

      Капитан, мы движемся принудительно.

      – Подчиняйся, – сказал я.

      Ситуация опасна.

      – Все в порядке. У меня есть инструкции. Это послужит благу Родины, – оборвал я корабль.

      Разведывательный кораблик, принадлежащий Римеру, я так и не нашел. Видимо, он уже был уничтожен. На всякий случай. Впрочем, может быть, это и к лучшему. К компьютеру, вобравшему в себя часть памяти Ника, его манеру общения, его стихи, я невольно стал бы относиться как к разумному существу. А с этой машиной, новенькой, никому и никогда не принадлежавшей, было проще. Геометры ухитрились сделать своих борт-партнеров чертовски сообразительными, способными к вольному общению и нестандартным реакциям.