Черное колесо. Абрахам Меррит

это снова и снова, пока не достигнете гармонии.

      Я удивленно посмотрел на нее, – но она, очевидно, говорила искренне. Пен хихикнула и сказала:

      – Начинайте, Майк. А мы все вас поддержим.

      Преподобный Сватлов, казалось, слегка обиделся. В глазах Бенсона блеснули огоньки. Мактиг совсем залился краской и выразительно заявил:

      – Вздор!

      Пен снова хихикнула и воскликнула:

      – О, Майк, как грубо!

      Леди Фитц поддакнула:

      – Очень грубо. Клянусь, вам сегодня очень плохо, мистер Мактиг.

      И завтрак пошел как ни в чем не бывало. Тянулся он долго. Я все больше и больше удивлялся, чувствуя себя посторонним наблюдателем среди какой-то незнакомой мне фауны. Во время работы в больнице я, конечно, сталкивался с различными случаями душевных и умственных расстройств, но никогда не видел людей, которые, внешне оставаясь нормальными, проявляли бы столько странностей в речи и поведении.

      Казалось, у них нет никаких сдерживающих начал. Они с абсолютной откровенностью говорили все, что придет в голову; впрочем, за исключением доктора Сватлова, да и тот все воспринимал с благожелательной терпимостью. В разговоре поднимались темы, которые обычно обсуждают только в очень интимном или научном кругу. Никто, даже Бенсон, казалось, не обращал никакого внимания на то, что чувствуют остальные. Время от времени кто-нибудь начинал сердиться, но на собеседников это никак не действовало: они продолжали оскорблять, обсуждать или анализировать друг друга, словно говорили о лабораторных кроликах. В течение последующих дней я постепенно привык к этому, но в первое утро бывали минуты, когда я чувствовал себя совершенно сбитым с толку.

      Бурилов хмурился и не принимал участия в общем разговоре. Время от времени леди Фитц что-то шептала ему, но он только качал головой и что-то бормотал. К концу завтрака она взяла его за руку, похлопала по ней, после чего на своем образцовом английском сказала:

      – Алексей, скажи нам, что тебя тревожит? Твоя аура потемнела. Твои поля негармоничны. Они зловещи, Алексей. В одиночку я с ними не справлюсь. Расскажи нам, дорогой друг, что тебя беспокоит. Освободи свой мозг, раскрой его перед нами. Все сконцентрируются и заполнят его добрыми мыслями. Ну же, мой друг!

      Она посмотрела на нас, разведя руки. Я оглядел остальных, ожидая увидеть удивленные или насмешливые лица, но никто не посчитал слова леди Фитц странными. Пен пропела:

      – Великолепно! Конечно, мы все сконцентрируемся. Раскройте свой мозг, мистер Бурилов!

      Мактиг сказал:

      – Мне все равно, опустошит он свой мозг или нет. Но я не хочу ничего туда вносить.

      Никто не обратил внимания на это неприятное заявление. Бурилов драматично встал.

      – У меня была ужасная ночь. Я промучился до утра.

      Он поднес руки к голове и развел их, закрыв глаза. Мактиг негромко захлопал в ладоши и воскликнул:

      – Прекрасно, Бурилов! Второе действие «Аиды». Радамес впадает в отчаяние. Прекрасно!

      Бурилов махнул рукой, словно отгоняя надоедливое насекомое, положил