Дитя души. Константин Леонтьев

Господу Богу! А это ты, Христо, хорошо сделал, что два жолтых цветка взял, А не один. Все, может быть, невеста побогаче будет.

      Больше они об этом не говорили.

      IV

      Много ли, мало ли дней шел Петро дорогой, только пришел он наконец в большой город.

      Домов было много – и высоких, и небольших, и богатых, и бедных, и новых, и старых; сады и церкви были; в лавках купцы торговали. На базаре толпа толпилась. Петро увидал в толпе старика усатого в чорной чалме и одежде, хотя и из домашнего и толстого сукна, из такой же абы, какую носили и Христо и он сам, однако гораздо новее и цветом темнее и лучше. Пред стариком стояли два молодца, оба оборванные, и нанимались ему в работники.

      – Много ты, юнак, денег желаешь, – говорил старик одному молодцу.

      – Нельзя меньше, господин Брайко, – отвечал ему молодец оборванный. – Работа у вас трудна.

      Старик сказал другому оборванцу:

      – А ты, Стоян, что желаешь?

      Сказал Стоян ему свою цену, и ее нашел старый Брайко не малою.

      – Вы дорого просите, – сказал он и отвернулся от них.

      Тогда Петро подошел к старику и сказал ему, низко кланяясь:

      – Возьми меня, чорбаджи, я не желаю многого. У меня нет ни отца родного, ни матери; добрые люди, муж и жена, меня воспитали, но они стареют уже, и я хочу теперь их кормить. А цену ты сам назначь, по твоей совести и правде. Потому что я вижу, что ты человек опытный и справедливый.

      Понравился Петро старому и скупому чорбаджи; понравился его низкий поклон и лицо молодое, как у девушки чистое, и плечи широкие, и руки большие рабочие, и ноги могучие, и речь его умная. А больше всего понравилось старику то, что он и справедливым его зовет, и цены не назначает.

      Он сказал Петро:

      – Пойдем со мной!

      И отвел его с собою за город в село свое.

      Село было богатое, и чорбаджи Брайко был самый богатый в этом селе.

      И Петро начал работать у него и пасти его овец, и тотчас же овцы в стаде стали плодиться; за это хозяин полюбил его больше своих сыновей и стал думать, как за него дочь свою Раду замуж отдать.

      Рада была собою красива; годов ей было всего шестнадцать, и она была у отца уже всему дому хозяйка, так как ее мать умерла давно. Трудилась она, работала целый день, целый день отцу с братьями помогала. А в праздничные дни, когда на ней был новый красный передник, на руках серебряные запястья и серебряное ожерелье на шее, пряжки на поясе богатые, из-под белого платочка на висках розы или гвоздичка висели… Не мог человек сказать, что лучше: гвоздичка та или роза, или пряжки богатые, или сама девушка.

      Хозяин сшил для Петро новое платье, и Петро в праздник стал в коло[2] с девушками и молодцами плясать. Стали они с Радой рядом не тотчас, – оба стыдились, – а потом как-то переменили места и, не глядя друг на друга, положили друг другу на плечи руки по обычаю круговой этой пляски. И как почувствовала только Рада у себя

2

Коло – круговой славянский танец.