Вечная ночь. Полина Дашкова

от бессонницы, гневно выпученные, почти безумные глаза певца.

      – Кого? Женю? Убили? Нашли? Кто нашел? Когда? Почему? – Он схватил салфетку, тут же бросил ее, дернулся, задел бутылку вина. Падая, бутылка толкнула высокий бокал с томатным соком. Прибежал официант, вместе с ним подоспел сопящий потный продюсер.

      – Миша! – крикнул певец. – Миша, он говорит, что убили мою Женьку!

      Толстяк плюхнулся на стул, покосился на Соловьева и хрипло пробормотал:

      – Я просил его подождать. Ты должен сегодня отработать концерт.

      Официант поспешно промокнул красные и рыжие пятна на скатерти и убежал. Соловьев закурил и обратился к певцу:

      – Валерий Иванович, мне необходимо задать вам несколько вопросов. Это срочно. У вас шок. Но мы должны поймать убийцу. Каждый час дорог. Пожалуйста, ответьте мне, когда вы видели Женю в последний раз?

      – Нет, подождите, вы точно знаете, что нашли именно мою Женьку? Может, ошибка? – пробормотал Качалов.

      Он сразу сник, кровь отхлынула от лица. Он стал таким белым, что Соловьев испугался: сейчас потеряет сознание.

      – Ее опознала мать, Нина Сергеевна. Она сказала, что накануне Женя была у вас. В котором часу она от вас уехала?

      – Как у меня? В последний раз мы виделись в ее день рождения, неделю назад. Мы ездили за город, в ресторан, я подарил ей кулон с сапфиром. Ей давно хотелось украшение с настоящим камушком. – Он закрыл лицо ладонями. Плечи его мелко затряслись. Соловьев услышал глухие, страшные всхлипы.

      – Ну я же предупреждал, елки! – процедил сквозь зубы продюсер. – Что вы наделали? Зачем сказали? Это чудовищно. Видите, что с ним? Все из-за вас!

      У продюсера зазвонил мобильный. Он встал, грохнув стулом, отошел с трубкой. До Соловьева донесся тихий нервный мат. Суть монолога сводилась к тому, что концерт может вообще сорваться, трам-пам-пам, и тогда наступит чудовищный трам-пам-пам, практически конец света.

      Певец отнял руки от лица. Дима налил ему воды, протянул бокал. Качалов выпил залпом, закурил, пару раз затянулся и тут же раскрошил сигарету в пепельнице. Слезы лились из его глаз. Он вытерся ресторанной салфеткой.

      – Ладно. Будем считать, я в порядке. Во всяком случае, говорить могу. Я понимаю, вам надо работать. Вы, конечно, ни хрена не найдете, но хотя бы попробуйте. Лицо у вас вроде нормальное, человеческое. Извините. Но только говорить будем не здесь. Пойдемте ко мне домой. Я живу рядом, десять минут пешком.

      Явился официант, спросил, подавать ли кофе и десерт.

      – Нет, спасибо, – сказал Качалов и кивнул в сторону продюсера: – Он расплатится.

      Толстяк, заметив, что они уходят, пробормотал в трубку: «Все, давай, перезвоню!» – и рванул за ними.

      – Куда ты, тварь, мать твою! Подумай о своих других детях, кто будет их кормить, если тебя замочат? А тебя замочат, зуб даю, если ты кинешь таких серьезных людей, тебя точно замочат!

      Хорошо, что в ресторане было мало народу. Только официанты