Журавленок и молнии. Владислав Крапивин

показать: вот, мол, я какая, не жалей потом, что подружился…

      Журка хотел сердито сказать, что терпеть не может дамских бесед о красоте. Разве в ней дело? Но в это время троллейбус остановился, двери зашипели, и водитель опять недовольно закричал:

      – Дрынка!

      – Почему он всех какой-то «дрынкой» пугает? Что за «дрынка»? спросил Журка.

      Иринка широко открыла глаза. Потом охнула и начала смеяться:

      – Это он говорит «до рынка». Рядом с рынком троллейбусный парк, вот он туда и едет, потому что работу кончил. А вообще этот шестой маршрут ходит на «Сельмаш»… Нам-то все равно по пути, а другие сердятся. Ждут, ждут, а он… Он: «Дрынка»!.. Ой, ты не обижайся, что я смеюсь.

      – Я не обижаюсь, – проворчал Журка. – Просто глупо. Сказал бы по-русски: «Еду в парк, товарищи».

      – Тогда непонятно, в какой парк. Может, в парк культуры и отдыха, туда, где мы вчера были. Там у него конечная остановка… Ты обратно на этой «шестерке» до самого дома доедешь.

      «Шестерка» снова тряхнулась и поехала.

      – Ой, а о чем мы недавно говорили? – спохватилась Иринка.

      – О твоих конопушках, – безжалостно сказал Журка.

      – Да… – сразу опечалилась она. – И о зубах… Я даже удивляюсь, с чего ты решил со одной познакомиться.

      Журка усмехнулся:

      – Значит, если знакомишься, надо человеку в зубы смотреть, как лошади? И конопушки считать?.. Ты сказала «пошли», я и пошел с тобой.

      – Между прочим, это ты сказал «пошли».

      – Между прочим, ты. Я и не мог, я как раз тогда губу облизывал, видишь, на ней трещинка.

      – Ну… ладно. Зато ты стал резинкой угощать.

      – А ты не отказывалась.

      Иринка опять засмеялась:

      – Неудобно отказываться. Жевала и страдала.

      – Подумаешь, страдала. Вот я сегодня страдал…

      – Когда?

      – Над молочным супом. Я его больше всего на свете не терплю. Первый раз в жизни до конца съел. Да еще с пе-енками… – Журка передернулся.

      – Ой, а почему же ты не сказал?

      – В гостях-то!

      – Я маме скажу, чтобы никогда больше…

      – Не вздумай!.. А то каждый день буду резинками кормить.

      Иринка жалобно попросила:

      – Только не такими твердыми. А то потом потихоньку я целый час плевалась, когда ты меня по парку таскал.

      – Я таскал? Я там и дорог-то никаких не знал! Ты сама: «Пойдем еще куда-нибудь», я и пошел…

      – Ага? Сам же все спрашивал: «Вон за теми деревьями что? В том домике что? А лодочная станция где?»

      – А ты сама: «Хочешь, летний трамплин покажу? Хочешь на детскую железную дорогу?»

      – А ты не отказывался…

      – А ты… – Журка хлопнул губами, моргнул и заулыбался. – Сдаюсь. Ты меня переговорила. Скоро приедем?

      – Уже. Остановка.

      Они выскочили из троллейбуса на горячее солнце. Иринка сказала, продолжая разговор:

      – Все-таки здорово мы познакомились. Раз – и готово! Я так быстро ни с кем не знакомилась. А ты?

      – Я?.. – Журка сбил шаг, потом чуть опередил Иринку, ступил на узкий поребрик тротуара, пошел балансируя. И, не оглянувшись, тихо сказал: