Погоня. Владимир Михановский

небрежно сунул в карман жетоны, полученные от Арбена, и двинулся прочь, уводя свою даму.

      Арбен и Линда вошли в зал как раз вовремя – только что отзвенел третий звонок.

      – Почему они вдруг вздумали уступить нам билеты? – допытывалась Линда.

      – Погода чудная. Они решили прогуляться, – небрежно ответил Арбен.

      – Прогуляться? Они бежали впереди нас сломя шею. Видно, опоздать боялись. Только перед афишей остановились, чтобы немного отдышаться…

      Сзади зашикали, и Линда умолкла.

      Сцена выглядела необычно. Не было музыкантов, не было инструментов, блещущих в лучах искусственного освещения. Посреди сцены стоял столик с магнитофоном. И это было все, если не считать систему усиления.

      Первый аккорд прозвучал словно вздох. Еле слышная жалоба. Чья? Холодного металла, силой огня брошенного в пространство? Людей на ракете, посетившей Проксиму Центавра, не было – Арбен знал. И всё-таки он никак не мог отделаться от мысли, что так вздыхать может только живое существо. Резкая и своеобразная мелодия поначалу вызвала у Арбена чувство протеста. Но с каждой минутой он все больше погружался в новый для него мир.

      Бесконечные межзвёздные просторы, какими видел их электронный штурман, ведший корабль-автомат на Проксиму Центавра… Арбену показалось, что он вдруг ощутил и постиг пространство. Когда-то в детстве Арбен мечтал о профессии капитана. Мечте не суждено было сбыться. Комиссия нашла, что у претендента чрезмерно обострены нервные рефлексы, и Арбен с горя поступил в технологический колледж. Рядовой инженер могущественной компании-спрута – вот и все, чего он достиг. Но неосуществившаяся мечта, как это часто бывает, наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Арбен читал все отчёты (он предпочитал отчёты приборов-автоматов) о космических экспедициях, выпускаемые в дешёвой серии, – у него скопилось их несколько тысяч, квадратных книжечек в синих обложках.

      И вот теперь, слушая странную музыку, Арбен почувствовал, что давно ожидаемое чудо свершилось… Он сидел, вернее, висел в невесомости перед обзорным экраном корабля. Ракета казалась ему, единственному человеку на корабле, абсолютно неподвижной. Арбен знал по описаниям, что это одно из самых тяжких ощущений, выпадающих на долю звездопроходца, и выдержать его дано не каждому. Проходят годы, и ты висишь на месте, корабль будто прилип к одной точке пространства, и все тот же узор немигающих звёзд окружает тебя.