Пагуба. Сергей Малицкий

Тепу, и Ирхай вдруг забыл о боли в груди, потому что почувствовал, что толстый смотритель, который уже много лет никого не боялся, до ужаса, до животной дрожи боится того, что должно произойти немедленно, в эту самую минуту. И этот ужас вместе с холодом вдруг накатил и на самого постельничего.

      – Это Тамаш, – проблеял Тепу. – Он это… главный. Только не изнутри, а снаружи. Он… от Пустоты. Вот. – Рука толстяка, подрагивая, снова потянулась к лысине. – Надо, значит, разобраться со всем этим делом. А то ведь небо почернеет – и все. Всем конец.

      Смотритель вздрогнул и словно начал расти. Плечи его раздались, живот подобрался, черный потасканный балахон распахнулся полами плаща, и перед ишей встал кто-то вроде Далугаеша, только в тысячу раз ужаснее и холоднее. Ирхай еще успел разглядеть мертвенно-белое лицо, которое обрамляла черная линия коротких волос и черты которого подчеркивали темные брови и щетина пробивающихся усов и бороды, как вдруг он услышал одно слово и замер, потому что слово пронзило сердце старика и заставило его остановиться.

      – Пагуба.

      И через долгую, томительную секунду:

      – Или Кир Харти. До конца лета.

      Глава 4

      Свадьба и похороны

      Человек с неразличимым лицом подходил все ближе и ближе, пока не ухватился за деревянные бортики кроватки и не наклонился так близко, что Лук почти сумел разглядеть его глаза, хотя лицо по-прежнему оставалось неразличимым. И в тот самый момент, когда Лук, которого тогда еще звали Кир, почти разглядел глаза незнакомца, тот отпрянул, словно младенец не должен был разобрать даже глаз, открыл рот и закричал почему-то по-петушиному. От крика петуха Лук и проснулся. Минуту лежал с закрытыми глазами, пытаясь сообразить, откуда на балаганной площади петух, или одна из трупп сподобилась прикупить пернатого горлопана в птичьих рядах, и вскоре поплывет над повозками и шатрами аромат куриного бульона, но затем происшедшее в последние два дня накатило, поволокло и снова опустило парня если не в сон, то в размышления и воспоминания.

      Харас встретил Лука и Негу в полусотне шагов от городских ворот. Ни слова не говоря, едва приметно махнул рукой и пошел в сторону пристани, показав на правой руке два раздвинутых в стороны пальца. Лук, с трудом сдерживавший колотившую его дрожь, с досадой обернулся на заплаканную Лалу и кивнул Неге. Та скривила краешек губы и двинулась вслед за Харасом, покачивая на локте подобранную в доме кузнеца корзинку, словно юная служанка, которую отправили в рыбные ряды за свежим уловом к вечернему столу, а она не прочь и на рыбку полюбоваться, и на украшения, и на сладости, да и вообще провести выдавшиеся минутки с наибольшей пользой для беззаботного девичьего естества.

      Часы на башне проездных ворот заскрипели и тягучим звоном отметили два часа пополудни. Из-за дверей караулки, позевывая, выбрались стражники, которые запускали Лука и Негу в город. Их раздраженные сменщики, которых было втрое больше против обычного, к счастью, не обратили никакого внимания на порознь выходивших из города