Кровавый пир. Андрей Зарин

>

      – Ведун, бают, – говорила одна женщина другой, – молвит этакое слово, ан и сгинул!

      Другая женщина кивнула только головою, видимо нисколько не удивленная рассказом, и сказала:

      – Муж – от говорит: ни ружье, ни пушка не берут. Пуля вдарит и отскочит. Заговор, слышь, у него такой: и от пули, и от меча…

      – Есть такой заговор, – подтвердила первая женщина, – баушка Ермилиха говорила, что есть…

      – Пропустите, старушки Божие! – толкая их в стороны, сказал здоровый детина в колпаке на затылке. – Батюшку повидать охота!

      – Ах твои бесстыжие глаза! Пес окаянный! – заругались женщины. – Нешто мало дороги тебе?..

      – Подвинься, тетка! – закричал парнишка, толкая женщину в спину.

      – Я те задам: подвинься! Щенок!

      Но народ надвигался волною, и обе женщины волей – неволей должны были двинуться со всеми.

      – И богачества, я те скажу, у – у! – говорил один стрелец другому.

      – Видел?

      – Видел! У меня братан рыбачит. Так я с им на челноке к ним.

      – Ну?! – удивился слушатель.

      Подле них тотчас собралось несколько слушателей.

      – Верно слово, – побожился стрелец и продолжал: – Они тута у Болдинского устья и стали.

      – Ну!

      – Пристали это мы к им, к стругу, а они нам: идите, кричат, штоли. Мы и вошли!

      – Ишь! – с завистью воскликнул кто‑то из слушателей. – И много видел?

      – А ты не перебивай! – наставительно сказал в толпу стрелец и продолжал: – Вошли мы это. Господи Владыко! По бортам‑то ковры все, ковры. На корме подушки алые. Груда! Веревки это – из шелка все. Вот ей – Богу!.. – побожился стрелец.

      В толпе слушателей послышались завистливые вздохи.

      – Что и говорить: житье! – раздался чей‑то голос.

      – Ни тебе бояр, ни тебе воевод. Живи! – подхватил другой, а стрелец все продолжал свой рассказ:

      – Кафтаны на них все из бархату либо их парчи, а на шапках камни самоцветные. Горят…

      – Родимые, пропустите, Бога для! – послышался жалобный бабий голос. – Дыхнуть не могу! Затиснули! Оставь, озорной! – завизжал тот же голос.

      – Го – го – го! – загрохотали кругом.

      И среди общего гама резким фальцетом раздавалось пение слепца:

      А и край было моря синего,

      Что на устье Дону‑то тихого,

      На крутом, красном бережку,

      На желтых рассыпных песках,

      А стоит крепкий Азов – город

      Со стеною белокаменной,

      Земляными раскатами, со рвами глубокими

      И со башнями караульными…

      В это же время, в середине города на площади, подле церкви, в приказной избе сошлись воеводы астраханские, князья Иван Семенович Прозоровский и Семен Иванович Львов, оба в дорогих кафтанах, в высоких гарлатных шапках с тростями в руках. Тут же, в избе, подле аналоя, что стоял перед образом Спаса, сгорбившись, сидели на лавке поп в подряснике, два дьяка приказных, подьячий, пожилой казак, Никита Скрипицын, и бритый перс, купец Мухамед – Кулибек.

      – Будут ли? – после долгого молчания спросил тревожно князь Прозоровский.

      – И нетерпелив ты, князь! – с укором ответил воевода. – Как же не быть ему, ежели он за мной следом прошел! Коли вот и ему, – он указал на Скрипицына, – сказал и ко мне двух аманатов прислал. Тебе вот, Мухамед, – обратился он к персу, – за сына придется выкуп дать. Пять тысяч! Говорил им. Не слушают!

      Перс сложил на груди руки и поклонился:

      – Буду давать! Один сын, одна голова! Казны не жалко! Не давай казны, убьют.

      – Шутить не будут…

      – А награбили? – не без зависти произнес Прозоровский.

      Львов только рукой махнул.

      Дьяки переглянулись между собою и, ухмыляясь, потерли руки…

      – Едут! – вдруг закричал, вбегая в избу, стрелец. Воеводы встрепенулись и приосанились:

      – Далече?

      – К пристани причаливают. Четыре струга, а народу!

      В это время в избу вбежал другой стрелец.

      – Идут! – объявил он, кланяясь воеводам. – Позади пушки тащат, полонян ведут!..

      – Видишь! – торжествующе сказал Львов Прозоровскому.

      II

      Это шел Стенька Разин с повинной, в ту пору только удалой атаман разбойников.

      Объявился он, как разбойник в 1666 году. Разин – донской казак из Черкасс, где в ту пору атаманом был Корнило Яковлев, сторонник тишины, порядка и строгой покорности московскому царю.

      Задумав разбойное дело, Стенька Разин собрал толпу голытьбы и решил с нею плыть на Азовское море и пошарнать турецкие берега, но Корнило Яковлев преградил ему путь. Тогда Разин завладел четырьмя стругами и пустился на них вверх по Дону. Он решил подняться до места соединения с Волгою, перебраться