Двоевластие. Андрей Зарин

он.

      До самого заката солнца потешали скоморохи всю дворню и так уважили, что Степаныч, княжий дворецкий, не только отпустил им пива, но даже выставил красоулю {Красоуля – кружка, чаша.} крепкого меду. Поздним вечером сошли сверху и сенные девушки, и много времени продолжалось бражничество в княжеской усадьбе среди дворни и скоморохов.

      Рыжий стал расспрашивать Степаныча:

      – Чья усадьба‑то будет?

      – Князя Теряева – Распояхина, – коснеющим языком ответил Степаныч. – Первеющий князь! Теперь у царя, у батюшки, в окольничих. Во – о! – И он поднял вверх корявый указательный палец.

      – Один сынок‑то?

      – Как перст. Теперь княгинюшка опять понесла. Пошли ей Бог здоровья!

      – Хороша княгинюшка ваша! – ввернул свое слово косоглазый Поспелко.

      – Золото! – вмешалась Дунька. – Она из простых, вроде как мы с Матрешкой, ну, и душа с нами!

      – Ишь ты!

      – Антон сказывал, что князюшка нашего ляхи посекли, он его на мельнице укрыл, а она, выходит, княгинюшка‑то наша, там за ним и ходила, раны заговаривала.

      – Ратный человек?

      – Наш‑то? Первый воин. Он и ляхов бил, и Маринку изловил, а впоследях самого дьявола сымал. Вот он какой!

      – А что же у вас ратных людей нету? – спросил слепой старик.

      – Ратных‑то? У нас полтора сорока {Сорок – старинная единица счета.} ратных людей, а сейчас всего десять – потому что князь их на Москву увез. Для почета, слышь!

      А пьянство шло своим чередом, и к полуночи половина пирующих лежала под лавками.

      В то время Поспелко толкнул Злобу и вышел с ним на двор.

      – Идем, что ли, – сказал он.

      Злоба даже опешил.

      – Красть?

      – Уготовиться, дурья голова, – ответил Поспелко. – Иди, что ли, мне твоя сила нужна. – Он обогнул терем, перешел задний двор и спустился в сад. Перейдя его поперек, он остановился у высокого тына и сказал, указывая на крепкий столб:

      – Расшатать да вытащить его надобно. Вот что! Мы подкопаем его, а там палку подложим, ну и подымем!

      – А для чего?

      Поспелко засмеялся.

      – Тебя на место его поставить: дубина, право слово! Зачем тын ломают? Да для того, чтобы дорогу иметь, щучья кость.

      – Ну, ну, комариный зуд, – проворчал рыжий, – и сам знаю. А зачем ход?

      – Ход‑то? Слушай! Поутру мы уйдем, я кругом обегу да через это место в сад и влезу. День прокараулю и скраду его, а скравши – к вам. Вы меня в перелеске ждать будете. Понял, что ли? – и он ткнул рыжего великана под бок.

      Тот не ответил, но, судя по тому рвению, с каким он начал своим ножом копать землю, можно было сообразить, что он и понял, и одобрил план своего косого товарища.

      Темная, душная ночь покрывала их усердное дело, и только усиленное сопение свидетельствовало об их старании. В какой‑нибудь час они подкопали столб, затем Поспелко сунул рыжему в руки толстую орясину, и скоро крепкий столб выдвинулся, оторвав обшивку, и грохнулся наземь.

      – А теперь и назад, – сказал Поспелко, – надо думать, что ратные люди не доглядят до завтра, а там – ищи ветра