И в аду есть герои. Вадим Панов

кровавого маньяка при задержании. Неделю Остапчук охотно позировал перед телекамерами, с улыбкой рассказывая о своих жертвах и показывая места еще неизвестных захоронений, а затем, опомнившись, начал изображать сумасшедшего. И его привезли в Москву для психиатрической экспертизы.

      «Неужели выкрутится, гнида? – Из-за железных дверей донеслись вопли маньяка. – Неужели его в психушку определят?»

      Несмотря на свою должность, а может, наоборот, благодаря ей Румянцев хорошо разбирался в том, что такое права человека, что такое ценность жизни, ценность свободы. Но считать Остапчука человеком надзиратель не мог. Не мог, и все. И то, что Поволжский Людоед до сих пор жив, считал подлой гримасой демократии.

      Василий опять сплюнул, растер сапогом плевок и направился к следующей камере.

      – Ушел, падла? – Остапчук прислушался к шагам надзирателя и улыбнулся.

      Ушел.

      «Боится, потому и ушел. Меня все боятся! И будут бояться!!!»

      Очень не хотелось отпускать надзирателя живым, но добраться до его горла через железную дверь не представлялось возможным. А в камеру надзиратели входили минимум вчетвером.

      «Боятся!»

      – Добрый вечер.

      Поволжский Людоед резко обернулся и не удержался от короткого удивленного крика. Посреди камеры невозмутимо стоял очень высокий черноволосый мужчина в элегантном белом костюме. Белоснежная сорочка, дорогой, ручной работы галстук, светлые туфли… Он был настолько чужд окружающему его тюремному пейзажу, что казался призраком.

      «Привидение! – Остапчук почувствовал, что у него подкосились ноги. – Привидение! Кто еще может оказаться здесь?»

      Маньяк тихонько завыл. Мужчина поморщился:

      – Емельян Грицаевич, не надо так бояться. У меня к вам дело.

      – И… изыди. – Подбородок Поволжского Людоеда дрожал.

      – Вы еще перекреститесь, – буркнул черноволосый.

      Не обращая внимания на трясущегося маньяка, он подошел к дверям камеры и деловито прислушался.

      – Надзиратель закончит обход нашего крыла минут через двадцать. После этого он отправится на пост и будет пить чай. В любом случае, Емельян Грицаевич, у нас есть не менее полутора часов, в течение которых вас никто не хватится.

      – Зачем… – Остапчук слегка успокоился. – Зачем ты это говоришь?

      – Разве вы не хотите выйти на волю?

      Секунду маньяк обдумывал щедрое предложение черноволосого, затем облизнул губы:

      – Подстава?

      – Никаких провокаций, Емельян Грицаевич, – улыбнулся гость. – Мы на самом деле крайне заинтересованы в сотрудничестве с вами, и я могу вывести вас из этого гм… заведения.

      Остапчуку очень хотелось верить этому странному, щегольски одетому франту с повадками аристократа.

      «На полицейского не похож. Тогда кто? ФСБ?»

      – Ты кто?

      – Неважно, – легко взмахнул рукой черноволосый, и перед глазами маньяка мелькнул крупный черный бриллиант на запонке.

      Одновременно с этим жестом