И в аду есть герои. Вадим Панов

глухо буркнул Румянцев.

      – За этой тварью цистерна крови! Его вся страна ненавидит! Что мне теперь прикажешь делать? Все ведь решат, что мы его специально замочили, чтобы он сумасшедшим не прикинулся!

      – А я что могу?

      – «А я что могу»! – передразнил Румянцева Хвостов и устало прислонился к распахнутым дверям камеры номер тридцать семь.

      Емельян Остапчук лежал на спине, неестественно вывернув голову и вытянув руку так, словно пытался схватиться за привинченную к полу ножку нар. И серые стены, и бетонный пол камеры были залиты кровью и украшены быстро остывающими внутренностями маньяка, а его тело представляло собой кошмарное месиво мышц и костей. Если бы Хвостов или Румянцев были поклонниками стиля фэнтези, то они могли бы подумать, что несчастного Остапчука пожевал и выплюнул случайный дракон. Но надзиратели не читали сказки.

      – Такое впечатление, что он в центрифугу попал, – буркнул начальник смены, пытаясь справиться с дурнотой. – Или в машину какую-то.

      – Или его человек сто топтало, – угрюмо выдвинул свою версию Румянцев.

      – Ну, тебе виднее.

      Легкое удивление вызывало лишь то, что не пострадала голова Поволжского Людоеда. На ней даже не было крови, зато был дикий ужас, застывший в вытаращенных глазах. Ужас такой, словно Остапчук увидел все свои жертвы сразу.

      «Нет, – поправил себя Хвостов. – Если бы этот гад увидел все свои жертвы, он бы только посмеялся».

      Тогда что могло так напугать Остапчука?

      Толпа уголовников с заточками? Хвостов знал, что криминальный мир с яростью следил за кровавыми похождениями Поволжского Людоеда, и сразу после его поимки по зонам прокатился приказ при первом же появлении убрать выродка. Но вряд ли бандиты вызвали бы у маньяка такой страх. Да и сколько их здесь ждет освидетельствования? Десяток? Два десятка? Хвостов покосился на Румянцева. Мог ли надзиратель допустить в камеру Остапчука уголовников? Теоретически…

      Да какая, к чертовой матери, теория?! Чтобы притащить в это крыло криминальных отморозков, Румянцеву пришлось бы вступить в сговор еще как минимум с тремя надзирателями, как-то обмануть камеры видеонаблюдения…

      «Кстати, о видеокамерах!»

      Хвостов включил рацию:

      – Двадцать первый, двадцать первый, это ноль второй, как слышите?

      – Двадцать первый на связи, – отозвался дежурный на пульте видеонаблюдения.

      Начальник смены помолчал, глядя на переминающегося с ноги на ногу надзирателя, и поинтересовался:

      – Степаныч, ты видеозапись проверил?

      – Проверил, – подтвердил дежурный, – все чисто.

      – Что значит «все чисто»?

      – В тридцать седьмую камеру никто не входил и не выходил, вплоть до того момента, как Румянцев поднял тревогу.

      – Это точно?

      – Абсолютно.

      – Хорошо. Отбой. – Хвостов выключил рацию и снова посмотрел на Румянцева: – Пиши рапорт, Вася.

      – А что писать?

* * *Муниципальный жилой домМосква, улица Люсиновская,30 июля, понедельник, 08.01

      «В