Вера, Надежда, Любовь… Женские портреты. Юрий Безелянский

мне долго голос нежный

      И снились милые черты…

      Ну и так далее – многие помнят эти божественные слова наизусть. Короче, Анна Керн явилась к поэту как «божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Вот в такой полной гамме разнообразных чувств.

      «Чистая красота» – не просто поэтическое выражение, действительно, Анна Керн поразила поэта кроме своей красоты каким-то особым девическим обликом, какой-то затаенной, скрытой грустью. И это не могло не найти отклика в проницательном сердце Александра Пушкина.

      Анна Керн уехала. Между нею и Пушкиным началась переписка. В наше время они звонили бы друг другу по мобильному телефону, но что можно сказать по телефону? Какие-то жалкие обрывки слов, в основном междометия, и услышать сопение сквозь треск и помехи в трубке. Другое дело – чернила и бумага. Ты садишься за письмо, напрягаешь память, и перед твоим взором встает тот, к кому ты обращаешься. Мне кажется, совсем нелишне привести отрывки из писем Александра Сергеевича.

      25 июля 1825 года он пишет ей по-французски. Перевод такой:

      «Я из слабости попросил у Вас разрешения Вам писать, а Вы из легкомыслия или кокетства позволили мне это. Переписка ни к чему не ведет, я знаю; но у меня нет сил противиться желанию получить хоть словечко, написанное Вашей хорошенькой ручкой.

      …Лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши, – это стараться не думать больше о Вас. Если бы в душе Вашей была хоть капля жалости ко мне, Вы тоже должны были бы пожелать мне этого, – но ветреность всегда жестока, и Вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, болеющая за Вашу честь и славу.

      Прощайте, божественная; я бешусь и я у Ваших ног. Тысячу добрых пожеланий Ермолаю Федоровичу и поклон г-ну Вульфу». Еще раз повторим пушкинское выражение: «я бешусь и я у Ваших ног». Оно стоит того.

      Следующее письмо – от 14 августа:

      «Перечитываю Ваше письмо вдоль и поперек и говорю: милая! Прелесть! Божественная!.. а потом: ах, мерзкая! – Простите, прекрасная и нежная, но это не так. Нет никакого сомнения в том, что Вы божественная…»

      Письмо нервное, возбужденное, сбивчивое. В нем даже есть пассаж о муже Анны Петровны:

      «…Достойнейший человек этот Керн, почтенный, разумный и т. д.; один только у него недостаток – то, что он Ваш муж:. Как можно быть Вашим мужем? Этого я так же не могу себе вообразить, как не могу вообразить рая…»

      Еще письмо. От 21 августа из Михайловского в Ригу. Приведем только концовку:

      «Прощайте! Сейчас ночь, и Ваш образ встает передо мною, такой печальный и сладостный; мне чудится, что я вижу Ваш взгляд, Ваши полуоткрытые уста.

      Прощайте – мне чудится, что я у Ваших ног, сжимаю их, ощущаю Ваши колени, – я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности. Прощайте и верьте моему бреду; он смешон, но искренен».

      Да, точно бред с эротическим налетом.

      22 сентября: «…Не говорите мне о восхищении: это не то чувство, какое мне нужно. Говорите мне о любви: вот чего я жажду. А самое главное, не говорите мне о стихах…»

      Это надо понимать так: Анна Керн